Один день лета. Сборник рассказов

Сказались и многодневная усталость, и обида, и горящий Ржев, мимо которого они шли вчера ночью, и взгляды своих бойцов в спину. Сержанта прорвало.

– Это кто здесь дезертир!? Это я, что-ли, дезертир!? Если я трус, то и расстреляй меня, как труса, только сначала сюда посмотри!

Он снял с плеча винтовку, бросил ее назад, не сомневаясь, что поймают. Залез рукой под воротник шинели, с трудом вытащил пропотевшее красное полотнище и развернул его.

– Смотри! Вот он, наш полк. Кто и куда дезертировал?

Старший лейтенант помолчал немного, потом сказал:

– Пулеметчика в первую роту, остальных во вторую, раненого на перевязочный пункт. Сержанта… Сержанта – в штаб дивизии, к Панфилову. Дать двух сопровождающих. Заодно мой рапорт отнесут.

* * *

– За такое награждали.

– Сказали: “Будешь поощрен. Не расстрелян”. Кто бы меня тогда представлять стал? Командир полка так и пропал со всем штабом.

– Ну так оно всегда…

Вкусно пахнущий пар поднимался из висящих над костром кастрюль, смешиваясь с мохорочным дымом. Петруха потыкал в мясо острой палочкой и подложил в огонь пару досок.

– Тяжело тогда было.

– Сейчас тоже не сахар.

– Ну сейчас-то попривыкли немного воевать. И припас есть, и вроде даже интенданты воруют меньше.

– Скажешь тоже! Чтобы тыловые крысы, да меньше воровали? Не бывает такого. Но воевать – ты прав. Можем и других научить.

Старшина полез в карман, достал зажигалку и прикурил американскую сигарету. Потом пустил пачку по рукам. Задымили все. Один из солдат покрутил в пальцах трофейную зажигалку и чему-то улыбнулся.

– Чего скалишься? – спросил старшина.

– Да так… Вспомнилось…

– Излагай!

Тойфель-машина

Лейтенанту, который со вчерашнего дня остался командовать ротой, было нехорошо. После февральских боев из офицеров остался он один. В январе из училища, ускоренный выпуск и вот теперь, через неполных два месяца – ротный… Карьера! Однако радоваться было нечему. По всему выходило, что лежать ему на этой высотке вместе с теми, кто лег там раньше.

Второй месяц в подкреплениях приходил только рядовой состав. Даже сержантов можно было по пальцам пересчитать. Командир роты погиб два дня назад, во время последней безуспешной атаки на занятую немцами деревню, а замполит еще до того наступил в лесу на мину, когда шел из штаба в расположение. Приказ из штаба дивизии был категоричен: деревню взять! За нею – дорога на Белый, по которой немцы возят туда подкрепления и боеприпасы. Взять ее под контроль – и немецкий укрепрайон останется без снабжения. А из офицеров – он один и как тут быть?

Немцев там конечно тоже не батальон. Пара взводов, от силы. Они после зимних боев тоже людьми не богаты. Но два немецких взвода – это четыре ручных пулемета, которые простреливают нейтральную полосу до самого леса. Немцы сидят в избах, греются и патронов у них море. Пушку бы! Паршивую “сорокопятку”, можно даже старого образца. И к ней десяток снарядов. Сбить огневые точки, раскатать по бревнышку крайние избы. Но как ее сюда притащить? Дорога-то за деревней, да и нет в полку лишних пушек. Все на танкоопасных направлениях.

Лейтенант снова посмотрел на поле. Кому-то еще тяжелее, чем ему и только тем, кто сейчас лежит там под снегом белыми холмиками, уже все равно. А завтра и ему все равно будет. Напиться бы, так и спирта нет у санинструктора. Предыдущий командир роты все выпил.

– Тащ лейтенант! Тут к вам…

Что там еще? Он не торопясь обернулся. Рядом с его бойцом стоял незнакомый мужик в маскхалате. Знаков различия под белой тканью видно не было. Кого это принесло? Проверяющий какой-то из полка, что-ли?

– Лейтенант Евдокимов, – представился мужик. – Командир пулеметного взвода. Прислали к вам на подмогу.

Голос у Евдокимова был хриплый. Окопный голос, сорванный матерщиной, беготней и морозом. У штабных голоса не такие. Но маскхалат у него был новый, чистенький.

– Усиление? Это конечно хорошо. Но взвода, даже пулеметного, здесь мало. Немцы хорошо укрепились в деревне. Здесь пушку надо.

– Ну ты дал, “пушку”! – Евдокимов покачал головой. – Как ее сюда затащишь по болоту? Мы и сами еле прошли. Ты бы еще танк сюда попросил.

– Летающий?

– Ага. Покажешь, что тут у вас?

– Пойдем…

Они прошли по неглубокому ходу сообщения к переднему краю. Траншея была вырыта между крайних деревьев и замаскирована. Рота здесь сидела уже три недели, времени окопаться хватило. Евдокимов осторожно выглянул в снежную амбразуру. Долго смотрел. Потом сел на земляную приступку, похлопал себя руками по карманам, снял рукавицу и полез под маскхалат.

– Куришь?

– Если есть, что.

– Есть.

Он вытащил пачку папирос, вытащил одну себе и отдал пачку ротному.

– Огонек есть? Спички промочил.

– Сейчас.

Лейтенант полез в карман ватника и вынул оттуда небольшой мешочек. Из мешочка на свет появились кусок напильника, угловатый кремень и трут.

– Не зажжешь на морозе, – скептически покачал головой командир пулеметчиков.

– На что спорим?

– На то, что деревню возьмем.

– В минус двадцать конечно не зажег бы. А сейчас – ничего сложного.