– Почему бы нет! – повторила мисс Петтигрю. Лицо ее светилось.
Они направились в спальню. Мисс Петтигрю быстро искупалась, в то время как мисс Лафосс занялась ее гардеробом. Выйдя из ванны, мисс Петтигрю надела выложенное для нее шелковое белье. Никогда в жизни она не носила настоящий шелк. Гладкая ткань произвела внутри нее значительную перемену. Она чувствовала себя дерзкой, вызывающе готовой ко всему. Сомнения остались лежать в груде сброшенного трикотажа.
– Влияние шелкового белья на женскую психологию, несомненно, изучено недостаточно, – задумчиво сказала она.
Она выступила в спальню, как на первый бал. Даже то, что ее ноги непокрыты ниже короткой кружевной оторочки белья, не беспокоило ее больше.
Мисс Дюбарри усадила ее перед зеркалом.
– Нет, – решительно заявила мисс Петтигрю. – Ни в коем случае. На конечный продукт я согласна смотреть, но от промежуточных этапов увольте.
И отвернулась в другую сторону.
– Лицо, – сказала мисс Дюбарри.
– Что с ним можно сделать? – взволнованно спросила мисс Лафосс.
– С этим? – сказала мисс Дюбарри. – Да что угодно.
Она отступила на шаг и оглядела мисс Петтигрю. Потом обошла ее кругом. Склонила голову набок. Нахмурилась. В своем профессиональном обличье мисс Дюбарри словно преобразилась. От беспокойности, резкости, нерешительности не осталось и следа; последовательность, твердость, уверенность – мастер за работой.
– Какие скулы, – сказала она. – Ничего лишнего. А нос! Совершенство. С остальным я могу справиться, но вот если бы пришлось исправлять нос…
– Красота, – сказала мисс Лафосс.
– После тридцати пяти, – продолжила мисс Дюбарри, – косметикой нельзя злоупотреблять. Нет ничего ужаснее, чем ярко накрашенная дама средних лет. Это не скрадывает возраст, а, наоборот, подчеркивает его. Обращать на себя внимание при помощи макияжа имеет право только юное лицо. Нет, нам нужно как раз легкое, едва заметное прикосновение, намекающее на возможность своего полного отсутствия, заставляющее зрителя сомневаться – искусство перед ним или же природа.
Мисс Дюбарри приступила к работе. Лицо мисс Петтигрю подверглось нападению: его со всех сторон массировали, похлопывали, пощипывали; на него нанесли и стерли крем; потом нанесли и стерли лосьон. Кожу словно покалывало иголочками; она чувствовала, будто молодеет и расцветает.
– Ну, – сказала наконец мисс Дюбарри, – вот, пожалуй, все, что я могу в этих условиях. Мы не в салоне. Но что есть, то есть.
Она оценивающе посмотрела на мисс Петтигрю. Та вернула встревоженный взгляд. Мисс Петтигрю чувствовала себя немного виноватой – как будто поленилась сама зайти в салон мисс Дюбарри, хотя представить себе, что ей могли бы понадобиться дополнительные флаконы и баночки, она не могла.
Мисс Дюбарри повернула ее лицо к свету.
– Вот, видите. Я не накрасила ресницы и не нарисовала брови. Я их всего лишь осторожно оттенила. Можно ли сказать, что они выглядят естественно? Конечно же.
– Совершенство, – согласилась мисс Лафосс. – Ты волшебница, Эдит.
– Ну, свое дело я знаю неплохо, – скромно согласилась мисс Дюбарри.
Она еще раз бросила одобрительный взгляд на свое творение.
– Так, – сказала она строго. – Теперь платье.
– Может быть, все-таки расшитое, зеленое с золотом?
– Ни в коем случае, – твердо сказала мисс Дюбарри. – Для Джиневры слишком вычурное. Не ее настроение. Слишком вызывающее, если точнее. Ты из той породы, что может носить все, что угодно, и при этом хорошо выглядеть, Делисия, иначе бы всем было видно, что вкуса в одежде у тебя нет. С Джиневрой не так. Ей нужен точный расчет.
– Как скажешь, – покорно сказала мисс Лафосс.
– Черный бархат, – сказала мисс Дюбарри.
Мисс Петтигрю облачили в бархат. После минутного опасения, что оно плохо сядет, оказалось, что платье подошло – не в точности, но достаточно близко, чтобы не бросаться в глаза.
– Я так и думала, мы одного сложения, – облегченно вздохнула мисс Лафосс.
«Слава недоеданию, – подумала мисс Петтигрю неожиданно, – недоеданию и наследственности».
– Ожерелье, – приказала мисс Дюбарри. – Попроще и построже.
– Как насчет моих жемчугов? Не самые дорогие, конечно, но кто заметит?
– Превосходно.
– Нет, – твердо вмешалась мисс Петтигрю. – Я не стану носить чужие жемчуга. У меня не будет ни минуты покоя, я стану все время бояться, что они рассыплются. Благодарю, но все же нет.
Мисс Лафосс и мисс Дюбарри переглянулись.
– Она не шутит, – сказала мисс Лафосс. – Если Джиневра сказала «нет», это значит «нет».
– Нефритовые серьги, – сказала мисс Дюбарри. – И подвеску к ним. Джиневра и сверкающие камни плохо сочетаются.
Мисс Петтигрю уже открыла рот, собираясь протестовать, но мисс Лафосс ее торопливо перебила.
– Это подделка, не беспокойтесь, пожалуйста. Память о менее беззаботных временах, но Эдит они всегда нравились.
– И для позднего выхода сегодня – бутоньерку, – сказала мисс Дюбарри. – Скромную, в основном зелень и что-то матовое, но с одним ярким цветком. Настоящим, не искусственным. Настоящие цветы отражают ее личность – свежесть и естественность.
– Чистоту, – сказала мисс Лафосс.
– А к этому еще и голова.
– Просто невероятно.