Один день солнца (сборник)

Верхнее место в соседнем купе пустовало. Егоровна вздохнула, провела по уголочку полки рукой, как бы жалея того, кто еще совсем недавно был ее временным хозяином. Да. Был… Промаялся на ней полночи без сна, не раскладывая тюфяка, не стеля простыней, и высадился в полную темень на тихой станции под Орлом…

А каким складным да веселым сел-то в вагон, господи! «Вот сынка бы такого иметь в жизни, — подумалось еще Егоровне. — Дает же бог кому-то…» А буквально через какой-то час или чуть больше, пока она отчиталась перед бригадиром за места, разожгла титан, то да се, парня этого, солдата демобилизованного, словно в мертвой воде искупали — таким потерянным и убитым увидала она его в тамбуре…

Конечно, было бы знато, она бы не допустила этого, метлой бы поганой вытурила обкрутивших его жуликов из вагона, да ведь они замажут глаза кому хочешь.

Своих пассажиров обычно знаешь. Пока билеты поглядишь и людей посадишь, по вагону посмотришь — бывает, места не сойдутся или два посадочных дадут на одно, по-свойски где-нибудь на малой станции: на месте, мол, проводники рассадят, никуда не денутся, — пока белье разнесешь, то да се, и на лицо вроде бы уж отличаешь своих, даже по купе — из какого. Но ведь бывает и не до этого. То ишиас крепко прихватит — еле выстоишь посадку, то с водой волокитятся до последней минуты и заправщики бегают по крышам вагонов, тянут рукав, когда уж на выходе зеленый горит, а ты вынуждена красный из чехла доставать и держать. Да мало ли бывает.

Одного из этих аферистов она очень хорошо запомнила — он первым, едва тронулись, появился в вагоне и зыркал по сторонам, искал, к кому подсесть, где выгорит дело. Второй-то позже подошел, как бы проходя мимо, и устроился напротив компаньона не сам, а по приглашению самого парня, солдата, уже втянутого в игру. Так у этих проходимцев все было разыграно. Это уже, конечно, пассажиры рассказывали, кто из них всю эту картину наблюдал.

Она видела, что играют в карты и что зеваки уже собрались. Большей частью так и бывает: и подначки всякие, и шум, особенно если есть смена проигравшим, — а тут тихо, нервная какая-то игра. Видела, а значения не придала — так, проскользнула глазами по всем и прошла себе куда шла.

Сперва, как потом восстановили картину, играли без интереса — недобор, перебор, то один раздает, то другой. Карты крепкие, хорошие, хотя и без особых рисунков, какие теперь часто бывают. Потом солдату надоела пустая игра, и он предложил сыграть на мелочь, до рубля: как рубль кто-нибудь проиграет, так и все — и карты в кучу.

— У меня всего-то рубля три, — сказал хозяин карт, посмотрев в кошельке и вроде колеблясь. Потом высыпал мелочь на столик, посчитал ее пальцем и махнул рукой — Ну, вот на эти — ладно, так и быть, проиграю.

А парень — отслуживший стройбатовец, домой ехал — играл лучше: раз, раз — и двадцать одно. Опять сдают карты — и опять двадцать одно. Его партнер и снимать ему давал, и колоду по нескольку минут мешал, а солдату все равно везет. Потом и второй подъехал, с рыжинкой; встал в стороне — об верхнюю полку рукой — и смотрит бараньими глазами, словно очень удивляется всей картине.

Сначала по пятаку на кон ставили, потом по гривеннику оказалось. Этот — чьи карты были — стал волноваться, покраснел, пальцы стал слюнявить, чтобы картами легче управлять. А парень уже в азарте, уже в аппетит вошел, потому что как свой гривенник кинул на столик, так и в карман больше не залез — чужими монетами расчет вел.

Тут уж банк большой скопился. Парень раздает, а у партнера только на ответ и осталось серебра. Взял он карту, поглядел на нее и на кучу денег, потом на руки солдата — а тот барабанит весело пальцами по колоде — и — «На все», — говорит. Солдат дал. «Еще». Будьте любезны. Взял, да не та — перебор.

Тот, что в проходе стоял, рыжий, не вытерпел, всунулся:

— Эх ты… Зачем на все-то шел? С шестеркой-то? — говорит проигравшему.

— А ты сам сядь, — отмахнулся тот.

— С ним сядешь, — кивнул рыжий на солдата, отгребавшего в свою сторону горку мелочи. — Так он и на пол-литра наберет.

Солдат — рот до ушей — пожал плечами и подвинулся.

— А чего, садитесь…

Приглашенный потряс головой, а сам сел — робенько, на краешек полки, поглядел, знакомясь ближе, на того, что был напротив, на солдата рядом и — была не была — достал рубль.

— Разменяй.

Солдат откинул ему, по одной, сколько надо белых монет, а рублевку оставил на столе — класть в карман было, наверно, неловко. Так разбили первую бумажку.

Потом, опять же с гривенника, пошел кон, и хозяин карт как-то незаметно возвратил себе часть мелочи, повеселел. Да и демобилизованный не очень огорчился — чужие деньги по столу передвигались. Вновь вступивший в игру особо не размахивался и все время был при своих: гривенник положит, гривенник возьмет, даже на пятачок шел, что солдату уже мелким казалось и не нравилось. А ему и в треугольнике фартило: зачинщик всей игры вскорости опять все серебро сдвинул в банк, и, чтобы было чем отвечать, вынул из кошелька трояк и попросил стройбатовца разменять его.