Один день солнца (сборник)

А в день регистрации, когда Ольга находилась вместе со всеми в загсе, а в хате заправляла делами Грибакина Варя, во дворе засвистал соловей-разбойник — так потом Варя об этом рассказывала. Она кинула на стол вафельное полотенце, которым перетирала прокатные фужеры, и выскочила во двор. Там, пристроив на коленке морскую шапку с лентами, сидел на лавочке Санька.

— Ну, так сразу и поняла, что он, так сразу и поняла! — захлебывалась Варвара, пересказывая Ольге, как засвистал на всю улицу ее долгожданный сынок.

Радость была большая. Ольга даже слезы не удержала, увидевши Саньку — в красивой форме, светлозубого, крепкого.

— Мама-аня, отставить! — шагнул он к ней, заметив, как сразу засочился ее больной глаз. — Это что же такое, а? Это что же тебя так содержат?! — Он провел рукой по ее вискам, где уже не первый год, как выбросились сединки.

Ольга пожала плечами, виновато улыбнулась, а Санька, быстро оглядев прибывшую из загса компанию, в момент уцелил жениха — тот как-то нетвердо смотрел и стоял ближе всех к Зинке.

— Чего же это вы мать-то не берегете, а? Кто же вам вашу будущую футбольную команду нянчить будет? — Он протянул Толику руку и тут же перебил мысль, заговорил о том, как едва не отгулял их свадьбу в Архангельске, где из-за дождей загорал целые сутки.

Они с Толиком поладили скоро. Гости еще и за стол не успели сесть, как они толковали уже, будто старые приятели.

— Купили, что просил? — выбрав минуту, справился Санька у матери, желая, видно, сам передать молодым подарок.

Ольга весело зажмурила глаза, показала рукой на комод:

— В левом ящике, сынок, все, как наказал. Спасибо тебе…

Санька перебил:

— Белье, да? Два набора?

— Очень качественные, сынок… — Ольга почувствовала, что сын вроде бы недоволен.

— Вот охламон. — Санька покачал головой. — Я же написал, что это на всякий пожарный. А вообще-то лучше кровать, деревянную, с полированными спинками.

— Да они же не всегда бывают, сынок. И стоят-то сколько? А разве негде лечь? Я им свою койку отдаю, пускай спят себе господами.

Санька вздохнул:

— Мамань, ты только не обижайся, это ведь все уже барахло. Для молодых. Им надо все новое и все красивое, как и они сами. Счас время такое — надо все свежее. Новая жизнь — новая обстановка…

У Ольги с первых же Санькиных слов поднялся в душе огонь протеста — загорелся, загудел… Однако ни в одно словечко не вылился, словно солома вспыхнула, и одни опавшие искорки в золе замерцали.

— Да дорого-то, Сань, — повторила она.

— Не в этом дело. Значит, он действительно не нашел…

— А кто этот паренек был? Ты с ним не учился ли?

— Кореш мой, Стаська Кепцов. А ты его не помнишь? Он же был у нас.

— Да-да-да, я так и подумала. Ты что же ему, деньги, выходит, послал?

— С шести с полтиной в месяц? Веселое дело… Просто сказал сделать для меня, потом рассчитаемся. Только я хотел не так. Он должен был подъехать и внести — сказать только от кого, и все. И поставить во дворе, в сборке. Мне же не светило приехать.

— Как же тебя отпустили-то?

Санька задышал веселее, сбил на затылке свою охваченную золотой лентой бескозырку и сказал — чуть не крикнул:

— За примерную службу, маманя! — Он взял Ольгу за плечи и развернул к свету. — Знаешь, как я служу? Знаешь как? Во! — И поднял кверху большой палец, а над ним щепоть.

Горячая радуга засияла перед глазами, радость побежала через край. Ольга готова была оделить ею всех, кому случилось быть с нею рядом, — держать в себе безмерное ликование было не под силу. Первая свадьба в роду, дочь выходит замуж, Зинка — ее непрестанная тревога и забота, ее последняя кровинка. И сын приехал, господи, — как на благословение. И видно, что ему по душе все это дело.

Сил нет, как захотелось Ольге прижать к себе его забубенную голову, приголубить, приласкать его так, как редко удавалось ей это за вечною нуждою и хлопотами, когда тепло и нежность ее так и оставались втуне, перегорали нераскрытыми, нерасходованными.

А Санька словно подслушал ее зов, — задержал на ней взгляд. Глаза — серые, чуть прикрытые сверху веками и оттого вроде бы грустные и при веселом лице. Санька не похож на своих: живой, бесшабашный какой-то, даже в мирной улыбке его бес выглядывает…

Он, как словно дружку какому, мигнул лукаво: «Все нормально, маманя!»— и пошел к молодежи, самый складный, уже обученный на флоте хорошей походке. Ольга заметила, как легко нашли разговор с сыном парни из приглашенных, уже, видно, отслужившие свое, и объяснила это не только его хозяйским положением, но и обстоятельствами другого рода — открытым характером, добродушием Саньки.