Один день в декабре

Я испускаю тяжкий вздох, который Сара не может услышать. Чувствую, что совершенно протух, но изменить ничего не в состоянии. Кажется, у меня даже чистых трусов не осталось. Плечо у меня до сих пор ноет, и ребра тоже. Может, потому, что я не делаю упражнений, которые рекомендовал мне врач. Сам не знаю, почему я их не делаю. У меня были сломаны кости. Но они уже срастаются. А вот чертово правое ухо, похоже, так навсегда и останется глухим. Я лишился того, что мне жизненно необходимо. И что мне теперь, нацепить слуховой аппарат? Мертвому припарки. Моя карьера полетела под откос, и никакие доктора тут не помогут.

— Что скажешь, Джек? — Сара вновь появляется в дверях, на ней светлозеленый передник, который она купила на прошлой неделе.

— Насчет твоего фартучка? Ты в нем похожа на домохозяйку середины прошлого века.

— Насчет того, чтобы проветриться! — округляет глаза Сара. — Прогуляемся по парку или что-нибудь в этом роде. Пообедаем в новом кафе на Бродвее. Я слышала, там все как в Калифорнии.

Очень многообещающе. Там что, подают сок пшеницы и капустный суп?

— Может, попозже, — цежу я сквозь зубы.

— Не хочешь принять душ?

Внутри у меня поднимается обжигающая волна раздражения.

— Хватит строить из себя гребаную мамочку!

Сара не отвечает. Но глаза ее темнеют от обиды, и я снова ощущаю себя законченной скотиной. Просто мне осточертело, что все считают своим долгом меня опекать. И ладно бы только Сара. Мама теперь приезжает дважды в неделю, причем с полными сумками жратвы, которую я должен в себя заталкивать.

— Прости, — бормочу я. — Просто сегодня скверный день.

Сара кивает. Наверняка мысленно она клянет меня на чем свет стоит. Губы ее плотно сжаты, но мне кажется, я слышу, как смачно она произносит: «Самодовольный урод». Что ж, я это заслужил.

— И все же иди прими душ, — наконец говорит она, поворачивается и уходит в кухню.

Я встаю и бреду в ванную. Проходя мимо кухни, я на мгновение останавливаюсь в задумчивости. Сара стоит у раковины спиной ко мне. Может, стоит обнять ее за талию, поцеловать в шею и попросить прощения по-настоящему? Тут из радиоприемника доносится бодряческий голос чувака, который прежде был моим конкурентом. Кислотный ожог зависти заглушает все прочие чувства.

Сволочи, гады, уроды!

24 октября

Лори

— Не знаю, что делать, Лори.

Сара отпивает вино из своего стакана. Вид у нее несчастный. Сегодня она прислала мне сообщение с просьбой встретиться после работы. И хотя меня ожидала целая куча электронных писем, по тону сообщения я поняла, что Саре необходима поддержка. Я бросила все и помчалась к ней. И как выяснилось, не ошиблась. Знаю, что после аварии их с Джеком жизнь мало похожа на ложе из роз. И, судя по тому, что она мне только что рассказала, в последнее время он стал просто невыносим.

— Теперь Джек решил, что больше не будет принимать болеутоляющие, — говорит Сара. — Прошлым вечером спустил все лекарства в унитаз. Заявил, что от них превращается в идиота. Но по-моему, ему нравится испытывать боль. По крайней мере, это дает ему право стонать сутками напролет.

В голосе Сары звучит откровенный сарказм. Но я не осуждаю ее за недостаток сочувствия. Знаю, после аварии она из кожи вон лезла, чтобы поддержать Джека и вселить в него бодрость. А он, скотина неблагодарная, плевать хотел на все ее усилия. Всякий раз, когда мы с ним встречались после его выхода из больницы, поведение Джека балансировало на грани откровенного хамства. Особенно доставалось бедному Оскару. Именно по этой причине мы стали его избегать.

— А как у него с работой? Никаких сдвигов? — заранее зная ответ, спрашиваю я.

Хотя физически Джек почти поправился, эмоционально он пребывает в состоянии полного раздрая. Частичная потеря слуха, судя по всему, так и останется, и это разрушило все его карьерные планы.

— Я вообще не уверена, что он пытается искать работу, — качает головой Сара. — И уж конечно, не контактировал ни с какими радиостанциями. — Она берет несколько орешков кешью из коробки, стоящей на столе, и отправляет себе в рот. — Я вся извелась, Лу. Он все время злой как черт. Целыми днями валяется на диване и ничего не хочет делать. Для того чтобы вытащить его из дому, приходится тратить уйму сил.

— Он пережил тяжелую травму — и физическую, и психическую, — начинаю я, осторожно подбирая слова. — Возможно, так он восстанавливается.

— Он не восстанавливается, Лу. Он деградирует. Лежит на диване лицом к стене и жалеет себя. Даже бриться не желает. Отрастил бороду, которая его жутко уродует.

Я наполняю оба стакана белым вином. Бутылка уже наполовину пуста.

— А ты не пыталась поговорить с его лечащим врачом?

— Джек и так говорит, что задыхается от моей заботы, — качает головой Сара. — Он был бы доволен, если бы я оставила его в покое. Теперь он мне никогда не звонит. И даже сообщений не шлет. Похоже, я ему опротивела. Со времени этой чертовой аварии я получила от Люка куда больше эсэмэсок, чем от Джека.

Сара поддерживает связь с Люком, добродушным австралийцем, который после аварии нашел телефон Джека.