Один день в Древнем Риме. Исторические картины жизни имперской столицы в античные времена

Очаровательное расположение виллы Плиния. «Эта моя собственность, – писал Плиний, – находится прямо у подножия Апеннин, в месте, которое является самым здоровым из наших горных хребтов. Зимой воздух здесь холодный и даже морозный; мирты, оливы и тому подобные деревья, которым требуется постоянное тепло, в этом климате не растут, хотя лавр обычно процветает. Но летом жара здесь чудесным образом смягчается; всегда веет легкий ветерок, и прохладный зефир весьма редко когда уступает место резким порывам ветра. Мне не приходилось видеть более живописных окрестностей, чем в этом районе…

Местность представляет собой огромный амфитеатр, созданный природой, с широко раскинувшейся у подножия равниной, окруженной цепями холмов, поросшими древними и высокими лесами. В них водится множество дичи, тогда как ниже по склонами гор протянулись заросли кустарников, между ними лежат пласты плодородных почв, посеянные на которых зерновые дают богатые урожаи. Еще ниже по склонам сплошной полосой протянулись виноградники, окаймленные полосами рощ. Затем вы можете спуститься на раскинувшиеся луга и поля, слой плодородной почвы на которых столь глубок, что только самые сильные волы могут тащить плуги, вспахивая его. Луга усыпаны различными цветами и дают отличный клевер и другие травы, всегда нежные и сочные…

По центру этой равнины протекает Тибр. Здесь он судоходен для судов, которые доставляют вниз по течению в Рим зерно зимой и весной, поскольку летом его русло представляет собой сухое ложе. Обозревая окрестности с высот, вам может представиться, что вы видите не столь уж большое пространство земли и полей, но расстилающиеся перед вами ландшафты являют собой исключительные красоты…

Хотя моя вилла расположена у подножия холма, вид от нее открывается столь же прекрасный, как если бы она находилась на его вершине, подъем же к ней весьма ровен и совершенно незаметен. За ней вздымаются в небо Апеннины, и хотя они находятся от виллы на довольно значительном расстоянии, но даже в безоблачный день наше место с холмов всегда овевает мягкий ветерок, смягчающий жару…

Террасы виллы; колоннады; летние домики и спальные комнаты. Большая часть дома обращена к югу, так что утром солнечные лучи вливаются в него сквозь открытую галерею, достаточно широкую и длинную, чтобы вместить ряд апартаментов и старомодный холл. Перед галереей тянется терраса, ограниченная рядом кадок с деревьями, от нее спускается откос из торфа с фигурами животных по обеим сторонам, под которые подстрижены кустарники в кадках. Там, где кончается откос и начинается земля, растет акантовое дерево, листья которого столь мягки, что я называю их жидкими. Мимо аканта проходит дорожка, обсаженная вечнозеленым кустарником, подстриженным в виде различных фигур; дорожка эта выходит на круглое поле для занятий спортом в виде цирковой арены. Вокруг поля – «фигурные» деревья в кадках и карликовые кустарники, постоянно подстригаемые[406]. С искусственной красотой только что описанных парковых растений соперничали своим естественным очарованием раскинувшиеся здесь же луга.

У начала галереи несколько выступал вперед триклиний, сквозь открытые двери которого можно было видеть уже описанную террасу, луг и сельскую местность вдали. Почти точно против центра галереи располагался летний домик с небольшим открытым пространством в центре, затененным четырьмя большими платанами. Между ними играл струями мраморный фонтан, брызги которого орошали корни платанов и траву, росшую вокруг…

В этом павильоне находилась спальня, куда не проникал никакой свет, звук и шум, к ней примыкала еще одна столовая, исключительно для моих друзей, из которой также открывался восхитительный вид. Имелась в нем и еще одна спальня, отгороженная от пространства за павильоном и затененная росшим вблизи нее платаном; она была облицована снаружи мрамором до уровня балкона; выше (на сводчатом потолке) – искусно изображенное дерево с птицами, сидящими на его ветвях, столь же прекрасное, как и мраморная облицовка. Поблизости находился еще один фонтан с бассейном вокруг него – туда поступала по нескольким тонким трубкам вода, журчание которой убаюкивало обитателей спальни.

В углу галереи еще имеется третья спальня со входом из столовой, некоторые ее окна выходят на террасу, другие – на окружающий луг, а фасадные окна – прямо на пруд для разведения рыбы, находящийся под ними: очень приятно для глаз и для слуха, покольку вода падает туда с некоторой высоты и образует пену, подобную снегу, на поверхности мраморного бассейна. Эта спальня довольно теплая даже зимой, поскольку ее всегда заливают солнечные лучи.