Читаем Один день в Древнем Риме. Исторические картины жизни имперской столицы в античные времена полностью

Благородные завсегдатаи таверн. Иногда Проксен веселился в более достойном обществе. Определенного типа легкомысленные молодые аристократы порой находили удовольствие в том, чтобы «сделать обход» самых примитивных таверн; поэтому постоялый двор «Геркулес» довольно часто испытывал набеги посетителей этого весьма доходного типа. Когда Прок-сен видел входившего к нему Гнея Лоллия, двоюродного брата Грации и паршивую овцу в семействе, он старался побыстрее спровадить всех остальных посетителей и спешил навстречу гостю, именуя его не иначе как Dominus и Rex, – поскольку знал, что юный развратник и мот пришел сюда не иначе как насладиться «залом свободы» (aequa libertas). Он тут же прикажет хозяину заведения собрать всех в округе мошенников и негодяев и будет настаивать, чтобы все они пили с ним из одного кубка. Когда же все они наконец набьются в таверну, благородный Лоллий будет «пировать бок о бок с головорезами, матросами с барж, ворами, беглыми рабами, палачами и гробовщиками»[204].

Весь Рим в верноподданническом ликовании смеялся, прочитав стихотворное возражение, которое умнейший Адриан направил некоему Флору, написавшему стихотворение о том, что он «не хотел бы быть цезарем», поскольку последний всегда без дела шатался по самым отдаленным местам. Флор был известным завсегдатаем полуночных таверн, и император, не желая копировать Нерона и отправлять к этому повесе центуриона с требованием лишить себя жизни, в свою очередь отправил несколько стихотворных строк:

Фролом мне никогда не стать,Не по мне бродить по тавернам,Хмуро глядит он ныне в харчевне,Ставши жертвою злобной блохи!

Респектабельные столовые. Однако не все люди работали погонщиками лошадей, искавшими пристанища, и далеко не все они были мошенниками, желавшими пьянствовать. Честные работяги, проведшие весь день в тяжелом труде, тоже должны были каждый день где-то обедать. Проще всего сделать так, если не смущала обстановка: можно было остановиться около одного из поваров, стоявших на улицах под открытым небом перед котлами, которые кипели в небольших очагах с горящими углями.

На конце медного стержня, который повар держал в руках, имелась небольшая чашка, с ее помощью он накладывал вареные бобы или некое подобие похлебки всем желающим. Более благоустроенны cauponae (столовые) обычно были оборудованы длинным прилавком, открытым к улице, на котором выставлялись аппетитные соблазнительные кушанья, предлагавшиеся проголодавшимся прохожим. Над прилавком на мраморных полках стояли чашки и миски. Здесь можно было увидеть и котлы с похлебками, кипевшими на горящих углях.

Зайдя в типичный ресторан, посетитель попадал в длинную комнату, уставленную небольшими столиками и стульями без спинок, предназначавшимися для гостей заведения. Стены покрывали вполне сносные фрески, изображавшие сцены еды и питья, тогда как со сводчатого потолка свешивались связки колбас, окороков и других деликатесов. Здесь можно было заказать поистине вкусные блюда и неплохое вино по вполне разумным ценам. Большинство посетителей – честные и тихие торговцы, которые толковали между собой о своих делах, и даже намек на шумную ссору тут же быстро гасился. Когда двое юношей в лакейской одежде начали было размахивать кулаками после броска костей, крепкого сложения хозяин заведения решительно подтолкнул их к двери на улицу, сопровождая свои действия словами: «Пожалуйста, выясняйте отношения на улице»[205].

Thermopolia – «заведение с горячими напитками». Заведения, описанные выше, представляли собой, по сути, настоящие рестораны, где большее внимание уделялось еде, чем напиткам. Однако вряд ли такие «рестораны» стали бы по-настоящему популярными, если бы они также не занималось тем, из-за чего возникло название thermopolium, «заведение с горячими напитками». Кофе и чай были тогда еще неизвестны, но рабочий люд из предместий города считал calda весьма освежающим напитком, в особенности после тяжелого рабочего дня. Calda – род разбавленного водой вина, сдобренного специями и ароматическими травами, к тому же подогретого – напоминавшего современный глинтвейн. Посетители то и дело спрашивали этот напиток. В действительности чаша calda и ломоть хлеба представляли собой дневной перекус средней руки рабочего; поэтому в каждой римской столовой от самовара (authepsa) с этим напитком постоянно исходил ароматный пар.

Перейти на страницу:

Все книги серии Всемирная история (Центрполиграф)

История работорговли. Странствия невольничьих кораблей в Антлантике
История работорговли. Странствия невольничьих кораблей в Антлантике

Джордж Фрэнсис Доу, историк и собиратель древностей, автор многих книг о прошлом Америки, уверен, что в морской летописи не было более черных страниц, чем те, которые рассказывают о странствиях невольничьих кораблей. Все морские суда с трюмами, набитыми чернокожими рабами, захваченными во время племенных войн или похищенными в мирное время, направлялись от побережья Гвинейского залива в Вест-Индию, в американские колонии, ставшие Соединенными Штатами, где несчастных продавали или обменивали на самые разные товары. В книге собраны воспоминания судовых врачей, капитанов и пассажиров, а также письменные отчеты для парламентских комиссий по расследованию работорговли, дано описание ее коммерческой структуры.

Джордж Фрэнсис Доу

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / История / Образование и наука
Мой дед Лев Троцкий и его семья
Мой дед Лев Троцкий и его семья

Юлия Сергеевна Аксельрод – внучка Л.Д. Троцкого. В четырнадцать лет за опасное родство Юля с бабушкой и дедушкой по материнской линии отправилась в Сибирь. С матерью, Генриеттой Рубинштейн, второй женой Сергея – младшего сына Троцких, девочка была знакома в основном по переписке.Сорок два года Юлия Сергеевна прожила в стране, которая называлась СССР, двадцать пять лет – в США. Сейчас она живет в Израиле, куда уехала вслед за единственным сыном.Имея в руках письма своего отца к своей матери и переписку семьи Троцких, она решила издать эти материалы как историю семьи. Получился не просто очередной труд троцкианы. Перед вами трагическая семейная сага, далекая от внутрипартийной борьбы и честолюбивых устремлений сначала руководителя государства, потом жертвы созданного им режима.

Юлия Сергеевна Аксельрод

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное

Похожие книги

100 знаменитых памятников архитектуры
100 знаменитых памятников архитектуры

У каждого выдающегося памятника архитектуры своя судьба, неотделимая от судеб всего человечества.Речь идет не столько о стилях и течениях, сколько об эпохах, диктовавших тот или иной способ мышления. Египетские пирамиды, древнегреческие святилища, византийские храмы, рыцарские замки, соборы Новгорода, Киева, Москвы, Милана, Флоренции, дворцы Пекина, Версаля, Гранады, Парижа… Все это – наследие разума и таланта целых поколений зодчих, стремившихся выразить в камне наивысшую красоту.В этом смысле архитектура является отражением творчества целых народов и той степени их развития, которое именуется цивилизацией. Начиная с древнейших времен люди стремились создать на обитаемой ими территории такие сооружения, которые отвечали бы своему высшему назначению, будь то крепость, замок или храм.В эту книгу вошли рассказы о ста знаменитых памятниках архитектуры – от глубокой древности до наших дней. Разумеется, таких памятников намного больше, и все же, надо полагать, в этом издании описываются наиболее значительные из них.

Елена Константиновна Васильева , Юрий Сергеевич Пернатьев

История / Образование и наука
MMIX - Год Быка
MMIX - Год Быка

Новое историко-психологическое и литературно-философское исследование символики главной книги Михаила Афанасьевича Булгакова позволило выявить, как минимум, пять сквозных слоев скрытого подтекста, не считая оригинальной историософской модели и девяти ключей-методов, зашифрованных Автором в Романе «Мастер и Маргарита».Выявленная взаимосвязь образов, сюжета, символики и идей Романа с книгами Нового Завета и историей рождения христианства настолько глубоки и масштабны, что речь фактически идёт о новом открытии Романа не только для литературоведения, но и для современной философии.Впервые исследование было опубликовано как электронная рукопись в блоге, «живом журнале»: http://oohoo.livejournal.com/, что определило особенности стиля книги.(с) Р.Романов, 2008-2009

Роман Романов , Роман Романович Романов

История / Литературоведение / Политика / Философия / Прочая научная литература / Психология
1917 год: русская государственность в эпоху смут, реформ и революций
1917 год: русская государственность в эпоху смут, реформ и революций

В монографии, приуроченной к столетнему юбилею Революции 1917 года, автор исследует один из наиболее актуальных в наши дни вопросов – роль в отечественной истории российской государственности, его эволюцию в период революционных потрясений. В монографии поднят вопрос об ответственности правящих слоёв за эффективность и устойчивость основ государства. На широком фактическом материале показана гибель традиционной для России монархической государственности, эволюция власти и гражданских институтов в условиях либерального эксперимента и, наконец, восстановление крепкого национального государства в результате мощного движения народных масс, которое, как это уже было в нашей истории в XVII веке, в Октябре 1917 года позволило предотвратить гибель страны. Автор подробно разбирает становление мобилизационного режима, возникшего на волне октябрьских событий, показывая как просчёты, так и успехи большевиков в стремлении укрепить революционную власть. Увенчанием проделанного отечественной государственностью сложного пути от крушения к возрождению автор называет принятие советской Конституции 1918 года.В формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Димитрий Олегович Чураков

История / Образование и наука