Каждое посещение подобных мест – куда заходили только самые аристократические клиенты – вызывало сущий восторг у профессиональных торговцев, которых в Риме было полно, как и во многих других городах. У описанного Марциалом Мамурры[196]
нашлись многочисленные подражатели в грядущих поколениях. Этот несметный богач зашел однажды в одно из богатейших торговых заведений на Saepta Julia. Расталкивая других посетителей, он прошел в дальнюю комнату, где самые красивые рабыни обслуживали первоклассных клиентов. Там он велел подобострастным клеркам сбросить покрывала с нескольких столов «прямоугольных и круглых, а затем потребовал снять несколько богатых орнаментов из слоновой кости, находившихся на верхних полках». Пять раз он измерил инкрустированную черепаховым панцирем лежанку для триклиния, произнеся потом со вздохом: «Нет, она недостаточно длинна для моего стола из лимонного дерева». Он придирчиво рассмотрел древние бронзовые статуэтки, выражая сомнение в том, что «они действительно коринфские»; раскритиковал не понравившуюся ему статую работы Поликлета, велел отложить десяток фарфоровых чаш, решив купить их попозже, повертел в руках великолепные древние кубки, потребовал у ювелира показать ему несколько изумрудов в золотых оправах тонкой работы, а также несколько ценнейших жемчужных подвесок, при этом сожалея вслух, что никак не может найти «настоящего сардоникса[197]». Наконец, уже перед самым закрытием заведения, загоняв всех продавцов до предела, «он купил две терракотовые чаши за пару медных монет и сам понес их домой».Многочисленные банки и банкиры.
Подобная торговля предполагала перемещение крупных сумм денег, и для обслуживания этого процесса повсюду имелись банки и банкиры. Римляне всегда успешно работали с финансами – похоже, что это было как-то связано с их острым чувством практического смысла. Еще до завоеваний Цезаря они похвалялись тем, что редко когда крупные суммы денег в Галлии не переходили из рук в руки без того, чтобы это не нашло отражения в итальянских бухгалтерских книгах; а в дни правления Нерона серьезное восстание в Британии началось потому, что миллионер-философ Сенека, у которого потребовали отчета в заимствованиях для Британии, уменьшил суммы займов, выставив некоторые племена едва ли не нищими.Государственные ценные бумаги, облигации, долгосрочные государственные фондовые ценности – всего этого еще не существовало, как и бирж ценных бумаг, но во многих отношениях зародыши этих финансовых инструментов будущих веков можно было найти тогда на берегах Тибра. Были два вида денежных операторов. Первые – не более чем менялы, имевшие дело с обменом монет иностранной чеканки и часто, без сомнения, принимавшие суммы всего лишь для безопасного сохранения их в своих крепких ящиках. Вторые – настоящие банкиры, действовавшие на основании своего рода государственной лицензии, занимавшиеся оборотом гораздо больших сумм.
Большие банки и какие дела они ведут.
Самым высшим классом из этих argentarii являлись люди, с которыми император консультировался, например, если парфяне прекращали перемирие в войне, пожиравшей гигантские суммы, или когда необходимо было предпринять крупномасштабные общественные работы в Африке. Все они действовали под строгим государственным контролем, свято соблюдали правила деловой этики, поэтому банкротства среди них были крайне редки и считались позором.Однажды Кальв намеревался посетить своего личного банкира Секста Херренния Проба, главу компании Пробов, одного из старейших банкирских домов на Via Sacra.
Сам Проб числился всадником, хотя его состояние превосходило состояния большей части сенаторов. Его отец помогал таким людям, как, например, философ Сенека, создавать и управлять их громадными состояниями. Однако подлинное происхождение и упрочение этого банкирского дома восходило ко временам заселения Египта во дни правления Августа, когда удачная ликвидация королевских поместий Клеопатры обернулась получением громадных и вполне законных комиссионных. Проб практически являлся попечителем и хранителем имущества многих самых аристократических родов Рима. Он также на протяжении всей своей деятельности консультировал клиентов своего банковского дома относительно вложения их капиталов; а Кальв как раз и хотел посоветоваться с ним, стоит ли ему поступить так, как его искушает один из его вольноотпущенников (который предположительно будет формально выступать от своего собственного лица), – вложить 300 тыс. сестерциев в сделку по приобретению арабского ладана.