Утром мы долго нежились перед горящим камином. Иму не жаловался на холод, но иногда зябко поводил плечами, так что я выбралась из постели и потащила его к живому огню.
Теперь дом выглядел для меня иначе. Точнее, в нём совсем ничего не изменилось, но мне казалось, что стало светлее, уютнее, тёмные углы были залиты солнцем. Хотя это, наверное, я сама доверху залита солнцем, вот оно и проливается на всё вокруг, делая невероятно красивым. Даже снег за окном совсем по-другому искрился — так радостно и беззаботно, что невольно начинало казаться: чёрная полоса прошла, больше не случится ничего ужасного. А если и случится, мы просто перешагнём это, едва заметив.
Иму лежал головой на моих коленях, закрыв глаза и разметав волосы по всему дивану. Он явно наслаждался теплом, а я всё не могла им налюбоваться. Видно, что и ему пришлось нелегко. Даже в такой момент не разгладилась упрямая морщинка между бровей. Он потерял силы, долго восстанавливался, а потом пошёл против всего своего мира. Ради меня.
Нежность затопила до жжения в груди, аж слёзы навернулись. Хорошо, что Иму не смотрел на меня, хотя эмоции явно уловил. Он потянулся, как большая хищная кошка, и слегка потёрся головой о моё бедро. Я тут же забыла, что собиралась реветь, настороженно замерла, а потом медленно протянула руку и слегка погладила его по волосам. Боялась, что ему не понравятся такие прикосновения. Слишком глупо. Слишком по-человечески. Но он насмешливо фыркнул и тут же потянулся мысленно, будто нежно погладил в ответ. Тогда я нерешительно коснулась морщинки между бровей, мягко прошлась пальцами по лбу, скулам. Как хорошо, когда слова не нужны. Ровное тепло, исходящее от Иму, говорит само за себя. Я чувствую, как сильно бьётся его сердце, не физически, просто его удары отдаются где-то внутри меня.
Пальцы легко скользили по его щекам, обрисовывали контур губ, зарывались в волосы. Иму охотно принимал ласки, тёрся щекой о ладонь, и это было так удивительно, что я боялась вдохнуть слишком глубоко, чтобы не спугнуть.
Вот он, предел счастья, выстраданный, выплаканный, отдающий болью где-то под рёбрами. Очень уж дорогой ценой он нам достался. Пришлось вывернуть себя наизнанку и собрать заново, но лучше и быть не может.
Это огромное обжигающее чувство не только моё — разделённое на двоих. Знаю, Иму так же счастлив, как я.
Он вдруг лениво приоткрыл глаза, а я подавилась воздухом — снова сияют!
— Значит, твои глаза светятся из-за Абсолюта?
— Угу.
— Но ведь они не всегда светятся.
— Не всегда.
— А от чего это зависит?
— Не всё ли равно? — проворчал Иму, но его щёки слегка порозовели.
— Кажется, мне начали удаваться ментальные путешествия, — решила я сменить тему. — Однажды видела, как ты сражался с целой толпой Белых. И хохотал как сумасшедший. Думала, сон, но…
— Это была первая битва после возвращения с Абсолютного озера. Контроль над силой давался с трудом, я пользовался лишь малой её частью. Но и этого хватило, чтобы чувствовать себя всемогущим. Обманчивое ощущение — если бы не взял все чувства под контроль, легко потерял бы рассудок.
— А сейчас? Ты контролируешь её всю?
— Не совсем. Она ещё может одержать верх, но моя цель не подавить её, а стать с ней одним целым. Сотрудничать, а не подчинять. Это единственно правильный путь. В той битве я практически потерял себя, и только тогда понял, как её использовать.
— Иму, а ты… убил своего отца?
Он открыл глаза и некоторое время серьёзно смотрел на меня. От его взгляда дрожь пробрала. Блин, не стоило говорить об отце в такой радостный момент. Наверное, это до сих пор больная тема. Конечно, Иму убил его. Ведь разве отец не пытался сделать с ним то же самое?
— Нет, — ответил Иму через некоторое время и зевнул, снова прикрывая глаза. — Собирался, но передумал. Не хотел, чтобы ты считала меня монстром, ведь для вас семья очень важна.
Я задохнулась, стискивая на груди рубашку Иму, в которую нагло нарядилась, как только вылезла из постели. Сложно сказать, что именно я сейчас чувствую. И боль, и гордость, и всепоглощающее счастье. Неужели это тот самый дерзкий насмешливый демон, которого мне всё время хотелось то убить, то изнасиловать? Насколько же он изменился? Или был таким и раньше глубоко внутри?
— Я бы никогда…
Больше не смогу считать тебя монстром, даже если ты уничтожишь весь мир.
— Знаю. Но так было правильно. Не волнуйся, никто из моего мира больше не побеспокоит нас. Я заставил отца поклясться кровью. А если когда-нибудь кто-то всё же решится, я смогу тебя защитить.
— А если это случится через много лет?
— Конечно.
— Ты всегда будешь со мной?
— До самой смерти.
Я склонилась к нему, прижимаясь к его губам своими. Трудно выразить такие чувства словами. Они будто горят, сжигая всё внутри. Могу лишь отдать ему всю себя. Всю свою любовь, свою жизнь. Пусть забирает их без остатка.
— Эти эмоции, — Иму тяжело дышал, когда мы, наконец, разомкнули губы. Его щёки снова слегка покраснели, и вид он имел весьма потрясённый. — Они сами в меня вливаются, гармонируют с Абсолютом внутри. Гораздо лучше, чем самый сильный страх.