Дальше была жесть. Антона накрыло. Он говорил, что ему надоело быть марионеткой, что он хочет помнить и о себе, и о своём пути, о своей цели. <…>Антон целый час молился о том, чтобы избавиться от всего, что мешает. <…> Я не чувствую ни боли, ни страха. Меня опустили на самое глубокое дно. Ощущения, которые мне пришлось пережить на своей шкуре, были не из приятных: «Я — медуза, которая присосалась к чистому, светлому и честному Антону. Если я хочу познать себя и не быть тряпкой, я должна уйти от него. Все разрулится, если захочет Бог. Я использую Антона, обманываю его, вру, и нет меня хуже на земле». Я ушла всё это переваривать. В сердце по-прежнему пусто. Я приняла расставание: кратковременное, долговременное, даже, наверное, окончательное, даже смирилась, что приеду к маме на чемодане. Я перебрала все пути отхода, потом их отбросила и ощутила удовольствие от возможности довериться Богу.
Все ушли, и всё кончилось. Мы вдвоём с Антоном легли спать, и тут внезапно была поставлена последняя точка. Мы лежали в обнимку. Я много плакала — плакали отпадающие зажимы и забитые стороны. Я почти физически это ощущала. Плакали от счастья те грани, которые наконец увидели свет. В теле и психике что-то кардинально менялось, варилось.
На следующее утро мы спонтанно уехали от всего в Златоуст. Позвонил Серёга, мы сказали ему, что уезжаем. «Понятно»,
— ответил он и перестал выходить на связь.
Златоуст
Шесть месяцев до Пробуждения
Когда всё закончилось, мы были уже другими. После жопы, в которой мы побывали и из которой выбрались, нас уже ничего не пугало. Наши души, состоявшие из навязанных нам кем-то лживых ценностей, представлений и ожиданий, под действием сверхтемператур сложившейся ситуации переплавились в единый сверхпрочный монолит. Мы точно знали, чего хотим. Мы хотим быть вместе. А всё остальное — Пробуждение, Атман, Рубцов, тантра с её псевдосвободой и псевдооткрытостью — пойдёт лесом, если попытается это разрушить.
Мы решили, что нам срочно нужно уехать из Москвы. Куда угодно, лишь бы подальше от Атмана и всей этой пробужденческой темы. Мы купили билеты и тем же вечером уехали в Златоуст к моим родителям. В деревне под Златоустом у них был домик. Мы забрались в него, заперлись и спали круглыми сутками, практически не общаясь.
Родители, конечно, удивлялись, но ничего не говорили. Кормили нас домашним мясом и поили молоком. Постепенно мы отошли от шока.
В Златоусте мы съездили на могилы к моим деду и отцу. Прежде на их могилах я не был, хотя бабушка всё время меня об этом просила. У меня были свои отношения со смертью. Я считал, что смысла ездить на могилы нет никакого. Но на этот раз я решил: это нужно сделать. Нужно было восстановить родовой поток, как говорил Мороз, да и бабушку хотелось порадовать.
Когда мы пришли к могилам, у меня почему-то выступили слёзы. Мне вдруг стало ясно, зачем мы сюда приехали.
20 декабря