Один год из жизни Уильяма Шекспира. 1599

Вначале их всех записывают в рекруты, за исключением Бородавки — даже Фальстаф замечает, что тот не годен для военной службы. Настолько же неподходящ и Тень, но, как шутит Фальстаф, «у нас уже немало теней в списках» (III, 2), то есть в списках окажется гораздо больше мужчин (чьи деньги он прикарманит), нежели он действительно заберет на службу. После того как Фальстаф и Шеллоу попрощаются, Плесень с Бычком подкупят Бардольфа, каждый из них предложит ему хороший выкуп — два фунта — за свою свободу. И это тоже определенного рода жульничество. Только Мозгляк не понимает необходимости дать взятку, упустив последний шанс избежать службы в армии. В объяснении щуплого старика, почему он хочет драться за свою родину (шекспировская ирония, которую зрители наверняка почувствовали), слышны отголоски патриотической пропаганды, безоговорочно принятой им на веру: «Ей-богу, мне все нипочем: смерти не миновать. Ни в жизнь не стану труса праздновать. Суждено умереть — ладно, не суждено — еще лучше. Всякий должен служить своему государю…» (III, 2). Сообщник Фальстафа Бардольф прикарманивает один фунт — взяв взятку в четыре фунта, он отдает Фальстафу только три, соврав, что «получил три фунта, с тем чтобы освободить Плесень и Бычка». В конце концов в рекруты забирают только Мозгляка и Тень (которые или слишком глупы, или пребывают в заблуждении и потому не понимают смысл этих махинаций), хотя в списке судьи Шеллоу значатся четверо. Наверное, самая смешная, если не самая жестокая, реплика в этой сцене принадлежит Фальстафу, отдающему Бардольфу распоряжение «выдать новобранцам мундиры» (III, 2). На обмундировании также делались деньги, и мы можем только представить, какой мрачный смех истрепанная одежда вызывала у лондонских зрителей, знакомых с этой порочной практикой. Спенсеру же — своими глазами видевшему, что в Ирландии ждет солдат вроде Мозгляка и Тени без экипировки, — положим, было совсем не до смеха. На страницах «Взгляда…» он предупреждает читателя о коррумпированности английских командиров, которые «обманывают солдата, оскорбляют Королеву и чинят большие препятствия для службы».

Возможно, Шекспир не только видел подобные сцены на улицах Лондона, но и помнил, как в детстве, в Стратфорде-на-Эйвоне, его отец снаряжал в дорогу солдат, типа Мозгляка и Тени, призванных для подавления восстания в северных графствах Англии в 1569-м. Главный олдермен города, а также местный мировой судья, Джон Шекспир, подобно Шеллоу, отвечал и за вербовку, и за местное войско. В коррумпированной практике набора рекрутов для Ирландии таились и другие подводные камни. Капитаны вроде Фальстафа брали взятки со всех рекрутов, а затем приезжали к месту сбора с невидимым войском, продолжая набивать карманы деньгами за доставку солдат в армию. С тех пор как Тайный совет стал получать копию списка завербованных, командирам действительно пришлось доставлять необходимое количество рекрутов. Чтобы обойти закон, они использовали сообщников из местных, и потому люди, лошади и оружие откуда ни возьмись появлялись в нужный день в нужном месте. После успешной сверки списков подставным лицам платили за услуги и возвращали лошадей. Спектакль повторялся по прибытии капитана в Ирландию. Любого солдата, вздумавшего жаловаться, ждала виселица как мятежника. Не удивительно, что королева была недовольна военными расходами, а ее генералы недоумевали, почему реальное количество солдат никогда не совпадало с числом, указанном в списках. Это была нечестная игра.

Одним из самых злостных нарушителей считался сэр Томас Норт, хорошо известный потомкам как переводчик «Жизнеописаний» Плутарха, книги, которую тогда читал Шекспир и которая послужила сюжетным источником для хроники «Генрих V» и трагедии «Юлий Цезарь». В коррупционной деятельности английского капитана можно убедиться, заглянув в один из государственных документов, датированных декабрем 1596 года. «Из всех английских капитанов в Ирландии отряд сэра Томаса Норта с самого начала был в плачевном состоянии из-за плохого снабжения, снаряжения и голода. Многие из его солдат умерли ужасной и горестной смертью в Дублине; у некоторых сгнили и отмерли ступни из-за отсутствия обуви». Превзойдя даже Фальстафа, «сэр Томас Норт уже перед тем, как отправиться на тот свет, предал, как поговаривали, свой жалкий нищенствующий отряд». Елизавета же пожаловала Норту пенсию в сорок фунтов годовых «за честную и верную службу нам».