Один год жизни

Я залезла на кровать и уместилась напротив подноса с шикарным завтраком, словно вытащенным с экрана телевизора специально для меня. Я уже хотела приступить к приему пищи, но не выдержала пристального взгляда со стороны Роланда.

— Я уже завтракал, — словно прочтя мои мысли, сообщил Олдридж.

Больше не мучаясь вопросом — стоит ли ему предложить присоединиться, я взяла в руки мягчайший круассан, который еще не до конца успел остыть. Только повар этого дома мог выпекать такие вкусные круассаны! И всё же, я не могла его укусить. Крутя сдобное изделие в руке, я вдруг тяжело выдохнула.

— Простите. Я понимаю, что подвела Вас своей пьяной выходкой. Больше этого не повторится. Я чувствую себя дурой, из-за того, что позволила себе напиться перед такой важной поездкой. Мы обязательно должны победить эту аневризму, — произнесла я и хотела добавить: «По-другому и быть не может, ведь такие маленькие дети не должны умирать. Когда я думаю о том, что Мартина вдруг может не стать, мне самой жить не хочется», — но не смогла себя пересилить, чтобы произнести эти слова вслух.

— Гхм… Глория. Всё будет хорошо, — приглушенно ответил Роланд, скрестивший руки на груди и опиравшийся о комод цвета слоновой кости.

— Но всё очень-очень плохо…

— Но мы ведь постараемся спасти его, верно? Поэтому нам не стоит преждевременно паниковать.

— Да, Вы правы, — тяжело выдохнув, полушепотом согласилась я. Тот факт, что Роланд уверен в том, что у нас есть шанс, словно заставлял меня дышать ровнее.

— Я сегодня отвезу Мартина на обследование, чтобы уточнить, не увеличилась ли за прошедшую неделю аневризма и способен ли он нормально перенести перелет, так что Вы можете отсыпаться. После сотрясения в тандеме с похмельем Вам необходимо быстро восстановиться, ведь перелет уже завтра.

— Глупо получилось… Я обещаю полностью восстановиться за ближайшие двадцать четыре часа, — надкусив круассан, смущенно произнесла я. — А где Джонатан?

— Зачем Вам Джонатан?

— У меня такое чувство… Я не знаю… Будто я вчера сделала что-то плохое. Недостойное меня… Хочу спросить у него, что вчера произошло. Наверное, я могла его оскорбить. Такое странное ощущение… Чувствую себя одновременно обиженной и обидевшей.

— Что у пьяного на языке, то у трезвого на уме, — задумчиво произнес Роланд.

— Я совершенно ничего плохого о Джонатане не думаю, так что навряд ли я могла сказать ему что-то жестокое. Хотя, Вы только что вот так вот интересно сказали и у меня вдруг появилось странное ощущение, будто у меня вчера и вправду что-то было на языке… Не могу вспомнить, что… Мне кажется, что ничего кроме вина я вчера не пригубила. Не могу вспомнить… — Действительно мучаясь самой настоящей амнезией, поморщилась я.

— Я дал Джонатану отгул на сегодня, но уверяю Вас, что ничего предосудительного вчера не произошло. Он просто довел Вас до постели и ушел, сняв с Вас обувь.

— Честно?

— Выпейте горячего шоколада и ложитесь спать. Попытайтесь восстановиться до завтра, — не ответив на мой вопрос, перевел тему Олдридж, после чего вышел из комнаты.

Во второй раз за утро я решила последовать его совету. Наевшись круассанами с горячим шоколадом, я легла в постель и заснула крепким сном. Проснувшись лишь спустя пять часов, я переоделась в свою одежду и ускользнула из поместья через черный выход, по необъяснимой причине стесняясь встретиться с кем-нибудь из прислуги.

Глава 48

Оказавшись на пороге своего дома, я столкнулась с ледяным айсбергом, именующим себя семьёй. Мама выступала главой оппозиции.

— То есть, по-твоему — это нормально, что глубокой ночью нам звонит какой-то мужчина и говорит, что ты не придешь ночевать.

— Мам, прекрати. Это был Джонатан. Старик-швейцар.

— Никакой это был не Джонатан, — как бы под нос пробурчала бабушка, вяжущая спицами очередной шарфик для Дина.

— Голос принадлежал молодому человеку, — поднял брови отец.

— Вы склонны фантазировать, — заметила я.

— Конечно, вся семья склонна фантазировать, что ты… — Эмилия осеклась.

— Что? — сдвинула брови я, никак не в силах понять, к чему именно клонят все эти люди. Наверняка виной моей легкой заторможенности было похмелье, уже окончательно отпустившее моё тело, но всё еще слегка влияющее на моё подсознание.

— Доченька, ты еще так молода, у тебя еще всё впереди, — начала жалостливым голосом мама.

— Эмилия, лучше скажи ты, — не выдержав тянущейся резины, обратилась я к сестре, зная, что Эмилия не из тех, кто будет тянуть с жестокой правдой.

— Родители пришли к выводу, что ты стала любовницей своего начальника.

— Что?!

— Дорогая, мы ведь всё видим, — снова начала мама тоном, высказывающим всеобщую жалость к моей персоне. — Твой начальник повысил тебе и без того высокую зарплату, он уладил все наши проблемы с судом, ты едешь с ним в Швейцарию и всю поездку оплачивает именно он. А вчера этот парень звонит и говорит, что ты переночуешь у него в поместье, так как «этой ночью нужно присмотреть за Мартином».

Я вздрогнула от того, что почувствовала слова, заключенные мамой в скобки.