Снег сыпал снова – обволакивал, успокаивал мысли, делая их вязко-медовыми, сладкими. Вчерашний разговор казался шалостью, глупостью, занесенной за ночь бесследно ровным покровом снега. Воробьишки почирикивали за стеклом в надежде на крошки, и небо казалось натянуто туго, чуть подсиненное в сердце дня, к вечеру же проступил багрянец и расплылся на западе разбавленно-красным пятном. Тогда только Вера Николаевна осознала, что назначенная на сегодня встреча неминуема, как само окончание дня. Она решила бежать. Уже надев шубку, долго стояла перед зеркалом, подводя по контуру губы, будто разубеждая себя, что все это была шутка, курьез… Она так и говорила себе полувслух в зеркало. Одновременно нервно стреляла глазами на тяжелые ходики на стене, отраженные в зеркале. Ему пора было уже прийти… Даже про себя она нарекала Савкина просто «он», боясь подспудно придать его личности вместе с именем персональность.
Едва только он вошел, с губ ее сорвалось: «Евгений Палыч», что прозвучало глупо, поскольку для всех в издательстве он был просто Женькой – без возраста. Савкин, возможно, подыграв церемонности, поцеловал ей красивые пальцы, кольнув руку щетиной.
Савкин принес багровую розу. Когда она вышла на снег с этой розой, прикрытой только оберточным целлофаном, сугробы казались слегка розоватыми, подкрашенными только зашедшим солнцем. Вера Николаевна шла к машине как под гипнозом, прикрывая розу от влажного ветра, который нес с собой оттепель. Вот уже и снег под каблуками размяк, грозя превратиться в противную болотную кашицу. Ее волновала отчего-то только роза. Куда, собственно, Савкин собирался ее везти, было не так уж страшно. Он именно спросил: «Куда едем?», будто желая услышать что-то определенное. Вера Николаевна передернула плечами, что являлось скорее еще жестом нерешительности. Савкин ответил: «Ладно, я придумаю сам». Веру Николаевну зацепила опять его щербина во рту памятью бабушкиной куклы, и дальше – когда они уже ехали в машине – тянулась эта бабушкина ниточка острым воспоминанием последних дней ее жизни. Пребывая еще на этом свете, бабушка высохла до состояния мумии и дышала неслышно, как мотылек. Квартира ее от пола до потолка была завалена вещами, состарившимися вместе с ней. Она еще рассуждала здраво, но тронулась умом на отношении к вещам и начала подкалывать ворот старого халата брошкой с изумрудами.
Среди окружающего ее хлама находились и кое-какие ценные вещички: почерневшие серебряные ложки, медные витые подсвечники и прочие штучки, которые с течением времени обретали ценность. В основном же Вера Николаевна отвоевывала жизненное пространство у двух сотен молочных бутылок, рваных чулок и истлевших клубочков. Преодолевая брезгливость, выставляла она на свет бабушкино богатство: «А это что? А вот это?» На самом деле это была вся бабушкина жизнь.
Савкин привез ее в какой-то бар не последнего разряда, но и не из шикарных. Место ее не покоробило, но даже пробудило любопытство. Под вечер публика собиралась разностильная; от хорошо одетых «деловых», с чуть припухшими, будто испитыми лицами, до совсем зеленых, которые сидели за столиками с выражением большой серьезности происходящего. В длинном аквариуме вдоль стены безразлично-лениво плавали рыбки.
Савкин принес коньяк, кофе, какие-то пирожные. От этой невинности, в которую вылилась вся затея, стало очень легко, весело, как в студенчестве, когда она с подружками бегала в университетскую кофейню есть мороженое и сидела за столиком, кстати, с тем же выражением усталого всезнайства.
– Хочешь что-нибудь еще? – спросил Савкин.
Она засмеялась:
– Мороженого. У меня слабость вкусно поесть.
– Сейчас устроим все в лучшем виде, – ответ прозвучал немного по-лакейски. – У меня тоже аппетит как у прапорщика.
Получив свое мороженое, Вера Николаевна принялась беспечно болтать, забивая словами еще непонимание, как нужно себя вести. Неожиданно она обнаружила, что примерно так же ведет себя Савкин. Он явно ее стеснялся, натянуто и несмешно рассказывал, как, будучи в армии, чуть не женился – в основном ради винного погреба невесты. За неделю до свадьбы все же не выдержал и выкопал тайком пятилитровую бутыль густого вина, за что несостоявшийся тесть отходил его по ушам в присутствии командира части… На этом веселые случаи из жизни кончились. Вера Николаевна сказала, что ей пора, и встала решительно. Савкин довез ее до дому, на прощание еще раз поцеловал руку. Роза без воды все-таки свежести не потеряла.
На тротуаре дворники ломиками долбили твердый слой снега, будто уже в преддверии весны. Вера Николаевна чувствовала себя немного ошарашенно.
Мужа не было дома, он задерживался у себя на ТЭЦ. Вера Николаевна до сих пор удивлялась подспудно, как это ведущего специалиста она зовет так легкомысленно: Петя. Для всех остальных он был Петр Васильевич. Его часто вызывали из дому по ситуациям нештатным, он и не отказывался, как человек уступчивый, добрый. Вдвойне поэтому точила досада, что детей, кажется, у них никогда не будет.