Один из миллионов (СИ)

- Люблю вас, - кривится. Слово «люблю», больно бьет по языку, отзываясь головной болью, не хочется произносить его вновь, даже родителям.

- И мы тебя, позвоним, как будем дома.

- Хорошо, пока, - кладет трубку.

Теперь можно возвращаться домой. В свое уютное одиночество, в свою тишину, в свой холод. Только доехать, лечь, уснуть, перестать думать и вспоминать, перестать искать возможность вернуть все обратно. Хочется исчезнуть.

Миша бредет в сторону, где ему показалось, он видел красную большую букву «М» на серой железной палке. Ноги не слушаются, передвигаются медленно и неохотно, оставляя после себя асфальт, облитый призрачной кровью.

В подземке не много народу, времени слишком много, толпа рассосалась по своим домам. Упасть на коричневое сиденье в самом углу, не смотреть вперед, чтобы не видеть свое отражение в стекле, за которым с бешеной скоростью проносится темнота. Смотреть на лица редких пассажиров, думать о них, строить предположения, все, чтобы вновь не увязнуть в своей боли. До нее никому нет дела, мир не рухнул, Земля не остановилась, Солнце не перестало греть, Ледниковый период начался только у него в душе, не затрагивая остальных жителей планеты. Ветка длинная, перегоны большие. Когда же он сможет выбраться из-под земли на улицу, снова вдохнуть городской воздух, такой привычный и родной? Сложно ответить на этот вопрос. На поверхность выйдет его тело, душа же навсегда останется, погреблена в темноте. Она, словно, человек, уснувший на кольцевой ветке, вынуждена проноситься по замкнутому кругу своих переживаний. Вновь и вновь чувствовать жгучее ничто вокруг.

Звон ключей, тихий скрип двери. Где-то над головой раздаются громкие голоса и взрывы смеха. Гуляют подростки, накачиваясь дешевым пивом и выкуривая сигареты одну за другой. За дверью тишина и темнота. Миша скидывает обувь, проходит вглубь, не включая света. Не хочется видеть ничего. В темноте различимы очертания дивана, это все, что сейчас нужно. Измученный организм берет свое и, как только веки смежены, сознание проваливается в сон. Пустой и черный, без сновидений, без ярких красок, без тепла и солнечного света.

Тишину разрезает громкий настырный дверной звонок. Миша открывает глаза, но не спешит подниматься с дивана. Вероятно, кто-то ошибся дверью, вряд ли он мог кому-то понадобиться. Глаза вновь закрываются, сон не желает отпускать из своих объятий. Звонок повторяется. Еще раз и еще. Мелодия не успевает доигрывать до конца, кто-то очень настойчивый без конца надавливает на черную круглую кнопку. Миша лежит, нет желания вставать и открывать эти чертовы двери и пусть поздний гость убирается ко всем демонам ада. К трели добавляются удары по двери. Глухие и тяжелые, за дверью кто-то материться и орет. Оживает мобильный телефон, валяющийся где-то под диваном, выпал из кармана, пока парень спал. Какофония звуков сливается, бьет по нервам, заставляет терпение трещать по швам.

- Сука! – вскрикивает Миша, не выдерживая более осаду на свое жилище.

Встает, идет открывать, натыкаясь в темноте на предметы мебели. Шипит ругательства сквозь зубы. Дверь, замок, поворот ручки. Свет из подъезда бьет по глазам, заставляет щуриться. Его грубо толкают в квартиру, в коридоре вспыхивает свет. Миша прикрывает глаза руками. Слышит, что по его квартире кто-то носится с деликатностью слона.

- Глеб! – его встряхивают за грудки и отнимают ладони от глаз, - Глеб у тебя? – требовательно спрашивает Саша, голос напряженный, но тихий.

- Нет, - Миша мотает головой, не понимает, что происходит и каким чудом Глеб должен оказаться у него дома.

- Блять! – Саша хватается за голову и падает на диван.

Миша рассматривает друга расфокусированным взглядом. Одежда помятая, щетина на лице, глаза потухли, в них застыла растерянность, злость, переживания и волнение.

- Саш, что-то случилось? – застывая на месте от страха. Саша не на шутку напуган.

- Случилось, - потерянным голосом.

Случилось – это мало сказать. Саша уже не единожды проклял себя за ночной разговор с Глебом, за то, что поддался Диме и уехал, за то, что провел весь день вне дома, за то, что гребанный телефон вырубился. Если бы он не уехал, если бы был дома в тот момент, когда Глеб воспылал приступом всесильной храбрости, то все произошло бы по-другому, он бы смог отговорить, а если нет, то сумел бы защитить.

- Глеб рассказал отцу, - приговор, приведенный в исполнение.

- Что? – Миша сделал несколько шагов и опустился на стул, дрожащие ноги не держали.

- Сказал, что гей. Я домой вернулся вечером. Захожу, гостиная перевернута вверх дном, поломанная мебель, битое стекло, кровь. Отец сидел на лестнице, злой, как дьявол, костяшки сбиты, на руках кровь, рядом ремень, - шепот быстрый, сбивчивый, но звучит, как приговор, зачитываемый судьей, - мать в слезах, Глеба нет. Звонил ему, но телефон не отвечает. Думал, он поехал к тебе. Как видишь, ошибся.