Один из многих

Какой страх изображали его правильные черты! Какое сладкое раскаяние! Дмитрий наслаждался моментом и не стрелял, глядя в прицел. Он, кажется, понимал теперь вампиров: вся жизнь соперника передавалась ему; но, дойдя до трости барьера, вдруг злоба поднялась в нем. Ему стало мало этого торжества. Он ясно увидел, что может избавиться от этой пиявки. Что может искоренить зло. Может показать всем этим лицемерам, что наказание существует! И бог весть что еще видят люди, в которых только что стреляли. Но после всех моралей… наш герой вдруг признался, что просто хочет уничтожить… и неизъяснимое бешенство, как писал классик, горит в его груди.

Он несколько минут пристально смотрел в лицо Кардову и наконец палец его дрогнул, погладив холодную сталь спускового крючка. Глубокий вдох.

Так легко было дышать.

Толпа поднялась, ощущая теперь истину: дуэль настоящая. Азарт горел в глазах у всякого, смешанный со страхом и бездействием, и бешенством, и обидой на порядки божьего мира, и желанием быть силой над всякой силой, и наконец управлять хотя бы собственной судьбой. И они в экстазе любопытства ожидали, как же Дмитрий распорядится этими чувствами, держа в руках чужую жизнь.

Наконец даже сам Алексей Юрьевич не выдержал, думая, что соперник насмехается над ним, заставляя ждать. Он затрясся всей белой фигурой своей. «Стреляйте!» — раздался умоляющий крик.

А Дмитрий вдруг вспомнил картину из галереи с тремя фигурами: седым мужчиной, молодой женщиной и третьим, с кинжалом за дверью.

И он бросил сопернику под ноги свой пистолет. Тот с грохотом ударился об пол, но не выстрелил, хотя еще несколько дам на балконе от этого громкого звука упали без чувств.

Кавалергардов стоял прямо и с достоинством, яркий свет окутывал его:

— Сохраните пулю… и живите с ней. Она вам пригодится, — в тишине огласил он громко. Каждый слышал это послание. И молодой человек взглянул мельком на балкон, понимая, что все кончено. И молча вышел из залы в переднюю. Соображая, что хозяин может поднять заряженный пистолет и выстрелить в спину, он на секунду задержался перед дверью, обернулся выжидающе и исчез…

Кардов глупо улыбнулся, ноги его подкосились.

Эпилог

Дмитрий спешил уйти из поместья и на выходе заметил толпу прислуги. Он не выдержал вида людей и побежал во всю прыть, миновав прихожую под большом фронтоном и вылетев прямо на улицу. Не заметив февральского холода, в смокинге и туфлях по снегу он устремился к дорожке. Тени деревьев склонялись над ним, и Дмитрию чудилось, что его преследуют.

Все инстинкты человека в такой момент на пределе, и, верно, он чувствует себя очень близко к дикому зверю. А дикие звери бегут от людей либо убивают их. Поэтому он сейчас бежал через большой сад, словно стремясь скрыться в чаще. И став у огромных кованых ворот, вопросительно заглянул в будку охраны.

— Открывай! — нечеловечески завопил Дмитрий. Сонный охранник нажал кнопку.

Кавалергардов выпрыгнул из ворот, растворившись во тьме.

Так он бежал по улицам и шоссе бог знает сколько времени, пока голова не остыла, и его не начало сильно морозить. Он быстро пожалел, что не забрал пальто. Пар валил изо рта. А руки уже порядочно окоченели. Достал телефон, решительно вызвал такси в приложении — великом благе XXI века. И через пять минут машина должна была уже приехать.

Ночь стояла обыкновенная, февральская. Я и сам, читатель, помню эту ночь. Тогда по темному небу бежали красные облака. И мороз звенел по улицам Москвы.

Машина подкатила, Дмитрий, сотрясаясь и рыча от холода, сел в салон, и они поехали. Он знал, что Петька сейчас спит после смены, а ехать долго, поэтому решил нарушить договор с молодым таксистом, чтоб не замерзнуть насмерть.

Молодой человек не мог смотреть в телефон, и оттого ехал, глядя в окно на Москву. Мысли его были о Елене. Если б он тогда в темной комнате за галереей пошел за ней, Кардов не нашел бы их — они бы прокрались тайным ходом, — и их с ним конфликт не был бы таким разрушительным. А сам он, проходя с Еленой тесный коридор, от волнения и страсти непременно поцеловал бы ее. Страсть вспыхнула бы и в ней. Она ясно осознала бы, что любит его. Что ей с Кардовым скучно. И это привело бы их к тайной связи, ради которой Дмитрий вошел бы в высший свет, притворялся, кланялся и прочее. А после принес бы в жертву все. Но она не ушла бы от мужа. И так у них продолжалось бы до старости, в которой нет ни воли, ни желания что-то менять. Так они однажды посмотрели бы на свои отражения, став новыми Анеттой Степановной Комкиной и редактором Пальцевым, прячась по комнатам на светских раутах. Вся эта придуманная жизнь неслась перед Дмитрием, как дорога за окном. А меж тем, читатель, знайте, что это так и было бы. И он чувствовал это. Я совру вам, если скажу, что не было части сердца его, которая сожалела.

«Вечно играю не за себя! — возмущался Кавалергардов. — Защищал Елену и этих стариков, а вернее бы было, чтоб Кардов нас нашел и устроил скандал. Тогда бы она поняла… И что я там говорил про “оставьте пулю себе”, когда уходил?.. Должно быть, нервы».