Один из нас

Хелена предложила прикрыть, добравшись до места встречи другим путем. Она могла бы проследить за тем, что происходит вокруг и подать мне сигнал, если с Трэвисом будут еще копы. Я согласился. Если лейтенант не будет знать, что мы с ней играем за одну команду, в будущем это может оказаться нашим серьезным плюсом. Хелена криво улыбнулась.

– Так ты считаешь нас командой?

Когда мы были вместе, я часто критиковал людей, которые называли своих любимых партнерами, как будто корпоративную терминологию можно переносить на другие аспекты людских взаимоотношений, как будто любовь – сделка между клиентом и поставщиком, как будто в отношениях общаются друг с другом посредством графиков. Да пошло оно к черту, говорил я тогда. Я был ее парнем, спустя время мужем, но никак не кем-то, кто спал с ней в одном и том же офисе.

– Ага, – ответил я ей. – Именно так.

Ее улыбка мгновенно исчезла. Она коротко кивнула и ушла.

На перекрестке, где я назначил встречу Трэвису, находилось заведение под названием «Веселая спатула»[67]. Когда-то это был достаточно известный ресторан, популярный среди окрестных жителей. Здесь готовили лазанью, которая говорила едоку: «Мы в курсе, что твердят диетологи о здоровой пище, но нам плевать». А кроме того, там на всех столиках стояли горшочки с тертым пармезаном. Когда я стану Повелителем мира, я обяжу все рестораны, даже те, в которых не подают пасту, сделать то же самое. К сожалению, впоследствии в этом заведении произошло несколько разборок, и мирные посетители поняли, что лучше держаться от него подальше. Владельцы продали его, и уровень клиентуры покатился вниз, как камень со скалы. Теперь в сезон ресторан под завязку набит всякими психами, а вне сезона похож на морг. Венеция расположена на самой границе участка, где возникла эта чертова проблема с микроклиматом, поэтому погода здесь более-менее устойчивая, но и она меняется каждые две недели. Сегодня, например, было прохладно, и уличные столики стояли пустые.

Я сел, заказал кофейник кофе и стал ждать, что будет дальше.

Или, по крайней мере, попытался. К мозгу будто прикладывали электроды, меняя напряжение и силу тока. Полагаю, мне надо бы разобраться с тем, что произошло на квартире Дека, но внутренний голос убеждал, что данных недостаточно. Отмазка вполне себе. В действительности же мой разум просто хотел уйти от этой проблемы и не хотел о ней думать. Меня волновало случившееся, но сделать я ничего не мог. Особенно сейчас, когда голова занята совсем другим.

Я знал, что Хелена находится где-то неподалеку, совершенно невидимая. Я почти ощущал ее физически и был уверен, что если сейчас закрою глаза и сосредоточусь, то смогу точно указать место, где она прячется. Теперь, когда ее не было рядом, мне очень хотелось поговорить с ней, хотя я все еще был далек от понимания, что именно хочу ей сказать. Я не мог пробить стену, появившуюся между нами после трехлетней разлуки. Слишком много времени прошло, слишком многое изменилось. Слишком много случилось плохого.

Время неумолимо идет вперед, и с этим ничего не поделаешь.

Когда появление кофе остановило этот локомотив горьких дум, я вытащил из кармана один из листков из кабинета Хаммонда. Я в криптографии[68] ни бельмеса, но и Хаммонд, скорее всего, был в этом вопросе не семи пядей во лбу. Так что моя относительная неосведомленность могла принести пользу. Я отсканировал листок в органайзер и попросил его взглянуть на текст, скорее чтобы убить время, чем питая реальную надежду на успех.

Прибор какое-то время жужжал и урчал, сообщил, что ничего в этом не может понять, и тут же попросил заменить ему аккумулятор.

Потом я вспомнил записную книжку Хаммонда и цифры в ней. Подключил книжку к органайзеру и спросил его, нет ли между ними какой-то связи? Какое-то время он раздумывал, не переставая жаловаться на садящуюся батарею, и в конце концов сказал, что, возможно, мы имеем дело с книжным шифром, таким, в котором каждая буква заменяется буквой из определенной книги, хотя здесь шифр посложнее, чем подобные обычно бывают. Буквы не совпадают с буквами какого-то отдельного отрывка-ключа, так что цифры в записной книжке вполне могут обозначать соответствующие страницы или строчки текста. Я велел органайзеру выйти в Сеть и подключиться к онлайн-версии Библии короля Якова. Через пятьдесят секунд он выдал мне два слова в верхней части листа.

Николас Шуман. Твою налево.

– Составляешь завещание?

Я выключил экран органайзера и сунул бумагу в карман. Трэвис в мокром плаще стоял прямо за мной и выглядел раздраженным.

– Я шел сюда от машины под проливным дождем, – сказал он, – а там, где ты уселся, все абсолютно сухо.

Я осмотрелся и увидел, что мокрый тротуар кончается ровно в трех ярдах от моего места. А я и не заметил. Трэвис сел напротив, и это напомнило мне о нашей последней беседе в участке. Я слегка повернулся на стуле и закурил.

– Хочешь, чтобы я тебя за это арестовал? – поинтересовался лейтенант. – Ты же знаешь, что я могу.

– И еще знаю, что не арестуешь, – ответил я. – Тебя волнуют более серьезные вещи.