Один из нас

— Послушай меня внимательно, каланча. Я не знаю, как ты воспринимаешь ситуацию, в которую ты попал — возможно, ты даже не тормоз, просто из-за роста всем этим электрическим сигналам приходится слишком долго идти из точки А в точку Б. А может быть, когда ты ударился башкой, то из тебя вылетела последняя извилина, потому что их изобилием ты явно не страдал. Но постарайся понять, потому что я сейчас тебе очень просто и доходчиво — поймешь даже ты — все обрисую. Твои кореша подстрелили сына крутого цыганского барона, одного из самых важных челов на рынке наркоты в этом городе. Не просто сына, это не был какой-то нелюбимый сын, из тех, про которых родителе втайне думают «Чтоб тебя дождем намочило, скотина» — это был наследник. Преемник, инфант, называй как хочешь. А из вашей троицы отморозков в живых остался только ты. Но и то ненадолго. Потому что я уверен — даже не знаю, почему — что этому цыганскому барону очень захочется разобраться, кто и за что подстрелил его сына. А потом еще и отомстить. А ты — единственный на этой планете, кому можно за эти дела отомстить, потому что, как я уже сказал, остальные не дожили до этой для всех нас дико приятной минуты. И знаешь, глядя на твою не отягощенную интеллектом рожу, я понимаю, что лучший вариант — это пойти барону навстречу и помочь ему отомстить за сына. Зуб даю, что в очередь выстроится целая толпа цыган из клана нашего барона, которая захочет сесть с тобой в одну камеру. Хотя бы на пару деньков. Познакомиться и побазарить по душам и за жизнь. Барон перед нами даже в долгу останется. Идеальный вариант. Так что если ты, каланча, не откроешь рот и не постараешься выдавить из него хоть что-то, то я позвоню цыганам и предложу свои услуги в плане подселения к тебе в камеру парочки-другой соседей. По-цыгански я не очень, но уверен, что барон меня поймет.

Долговязый понял все. Потому что, когда Савченко закончил свою язвительную и желчную тираду, он выдавил:

— С моста.

— Что? Скинули с моста? — уточнил Матвеев. Долговязый кивнул. — С какого именно и где именно, показать сможешь?

Помедлив, долговязый кивнул снова.

А Туров пропадал в больнице. Здесь оперировали бойцов СОБРа: учитывая, что в провале операции виновен был именно убойный отдел, Турову достался этот незавидный жребий. Но была и вторая причина, почему Туров был здесь.

Лекса.

Его оперировали несколько часов. К двум ночи Турову сообщили, что все кончено. Врачи делали все возможное, чтобы спасти Лексу Баркана, но он получил слишком тяжелые повреждения внутренних органов вследствие огнестрельных ранений. Лекса скончался ровно в 2.05 воскресенья.

Это было несправедливо. Лекса был единственным среди людей Златана Баро, с которым было не просто можно иметь дело — с которым было приятно иметь дело.

С тяжелым сердцем Туров спустился в приемный покой, где известий о результате операции дожидались Чандер и группа его людей. Едва завидев Турова в коридоре, Чандер с ненавистью вперил в него палец.

— Ты! Что ты тут делаешь?

— Мои собалезнования, Чандер, — сказал Туров. — Я должен… от лица всех наших…

— Ты должен? — Чандер искривился так, словно хотел плюнуть в лицо Турову. — Ты должен?! Ты должен был обеспечить безопасность моему брату. Это было его условием! Слышишь меня, мент? Он пошел вам навстречу, заключил сделку, но от вас нужно было только одно — обеспечить его безопасность. Или б… дь не так?!

— Все так, — вынужден был признать Туров. — Чандер, мы делали все, что могли. Но не всегда все идет по плану. Ранены двое наших…

— Мне плевать на ваших! Даже если вы все бы сдохли — плевать мне! Но умер только мой брат. Не помер ни один из вас. Все вы живы. А мой брат истек кровью! Кто за это ответит?

Туров промолчал. За спиной Чандера стояли черноволосые громилы, суровые, здоровые — и переполняемые тихой, но еле сдерживаемой яростью.

— Так что слушай меня внимательно, — процедил Чандер, ткнув пальцем в грудь Турова. — Внимательно, мусор! За тобой охренительный косяк. Огромный косяк. И он всегда будет на тебе. У тебя есть только один шанс, мусор, только один. Сделать так, чтобы я о тебе никогда больше не слышал. Забейся в своей мусарне в угол и сиди там. Вылезешь — сильно пожалеешь. Пожалеешь, что это не тебя сегодня завалили на том складе.

Туров сжал челюсти. Тут же его обступили люди Чандера. Туров чувствовал на себе их злобное дыхание.

— Чандер… я понимаю, у тебя горе, — сказал Туров. — И я тебе собалезную. Но не нужно угрожать.

— Я не угрожаю, мусор. Я сообщаю. Рискнешь показаться на моих глазах еще раз — кровью умоешься не только ты, но и все твои близкие. Запомни это.

Чандер развернулся и вышел из дверей приемного покоя. За ним последовали его люди. Кроме типа с разбитым лицом, переклеенным лейкопластырями — следы допроса в убойном отделе, когда он в припадке презрения к ментам лично едва не размозжил голову об пол комнаты. Тип задержался и процедил что-то по-цыгански в лицо Турову. В его голосе было столько угрозы, ненависти и животной ярости, что у любого бы сжалось сердце.

А потом и он исчез за дверью.

***