Чумные дети ждали на опушке, глядя, как рассвет поджигает края ночи. Наблюдая за небольшой группой людей, идущих к своим машинам на переполненной парковке.
– Что будем делать с этими? – спросил Кроха своим рокочущим голосом.
– Пускай идут, – сказал Мозг.
– Ты уже становишься мягким! – упрекнул Кроха.
– Я дал обещание мисс Оливер. А детей нормалов вообще не следует трогать. Они еще послужат нам, когда мир станет нашим.
Машины исчезли за поворотом дороги. Из церкви донеслось торжествующее пение и звуки органа. Гигант мотнул рогатой головой в направлении звуков.
– Дичь покрупнее! – прорычал он.
Обучая чумных детей истории, мисс Оливер упустила сообщить им один простой факт, а именно: никто никогда не вручал другому его права. Эту истину Мозг постиг интуитивно, читая между строк. Если ты хочешь иметь права, ты должен взять их сам. И порой это означает готовность сражаться и умереть за них.
Все это время он верил, что единственная возможность для чумного поколения когда-либо стать свободными – это избавить мир от поколения, которое их породило. Великая война между теми, кому нечего терять, и теми, кому предстоит потерять все. Между старым и новым.
Он получил свою войну. Дети выиграли Битву при Хантсвилле. Завтра или послезавтра, впрочем, им предстоит встретиться с Вооруженными силами Соединенных Штатов. Нормалы никогда не сдадутся просто так. Они будут держаться за свой мир до последней бомбы и пули.
Тем не менее ужасная месть, которую Мозг учинил над Папой Элбодом, потрясла его самого. Если он не способен контролировать собственную ненависть, то как смогут это сделать дети, которых он возглавляет? Да, они сильны, они обладают чудесными способностями, но в конечном счете это всего лишь обиженные дети. Дети, носящие в своей груди целую жизнь страданий и ветхозаветное представление о справедливости.
Болван не хотел, сражаясь с монстрами, сам превратиться в монстра. Он решил навсегда остаться ребенком, отказался участвовать в чем-либо. Тем не менее, возможно, он был прав в одном: возможно, тотальная война действительно не так уж необходима.
– Я поговорю с ними, – сказал Мозг.
– Опять разговоры! – сплюнул Кроха. – Ты все пытаешься и на дерево влезть, и задницу не ободрать.
– Пока что мы отбили только один город. И уже по шею в крови.
– Прекрасно, – сказал Кроха. – Делай как знаешь. Иди туда, к ним. Пускай они вручат тебе свое оружие и мирно разойдутся по домам.
– Они согласятся, – сказал Мозг. – У них нет выбора.
– Ну смотри, если они хотя бы косо взглянут на тебя – мы начинаем действовать.
Мозг пошел к церковным дверям, неся белую наволочку, примотанную к палке от швабры. Он сомневался, что если нормалы захотят стрелять, их остановит флаг перемирия, но так они, по крайней мере, были уведомлены о его намерениях.
Дверь церкви отворилась. В проеме теснились лица, на которых были написаны ужас, отвращение, гнев. Потом появился человек в черном. Он вышел на ступеньки и обратился к Мозгу.
– Здесь дом Божий! – провозгласил он.
– А мы – Божьи дети, – ответил Мозг.
– Я вижу, как эти дети шныряют вон там, под деревьями. Ты у них главный?
– Мое имя Джордж Херст. Дети зовут меня Мозгом. А вы, сэр, кто будете?
– Преподобный Иеремия Кумбс.
– Я никого не возглавляю, преподобный. Но я говорю от имени детей-мутантов из Дома призрения тератогенетических больных округа Старк.
– И что же Дом призрения тератогенетических больных округа Старк желает нам сообщить?
– От детей я принес вам послание, – сказал Мозг. – Что до меня, то у меня к вам только один вопрос.
– У меня тоже есть вопрос к тебе, парень: почему бы мне попросту не пристрелить тебя на месте после всего, что вы натворили?
– Потому что если вы это сделаете, то все мужчины и женщины в этой церкви погибнут. За все то, что натворили вы.
Свирепый взгляд Кумбса несколько смягчился.
– Хорошо, спрашивай, что ты хочешь.
У Мозга был на уме один простой вопрос, который для него являлся ключевым во всем, что было неправильного в мире с момента его рождения:
– Почему вы не могли полюбить нас?
– И ты спрашиваешь меня об этом после сегодняшнего! После того, как вы показали, кто вы есть на самом деле!
– Мы были рождены невинными. Вы должны были дать нам возможность стать кем-то другим.
– Ничего мы вам не были должны, – возразил Кумбс, – и вы не могли стать ничем другим, кроме того, что вы есть. Если бы выбор был за мной, мы вообще не стали бы терпеть вас рядом с собой! Лучше бы вы все умерли сразу после того, как родились!
Мозг вздрогнул. Перед его внутренним взором снова предстало чудо его рождения, мгновенно сменяющееся ужасом. Вопль его матери, ее шевелящиеся губы, издающие незнакомые звуки. Его крошечные ручонки, тянущиеся к ней, чтобы предложить любовь и помощь. Его рев, когда доктор понес его прочь из комнаты.
Первые несколько лет своей жизни он не мог понять, почему их разделили. Он любил эту перепуганную женщину, чей вопль непрерывно звучал в его ушах. Беспокоился о ней, все это время продолжая верить, что если он будет хорошим мальчиком, то когда-нибудь они снова воссоединятся.