Один из нас лжет

Я напряжен. Машинально пристегиваюсь, сев в джип следом за ним. Как начать? Что сказать? Сказать ему прямо сейчас или приехать домой, где мама, и бабуля, и… боже мой, Лукас?

– Что это вообще было? – спрашивает папа. – Почему так долго?

– Новые улики, – безжизненно отвечаю я.

– Да? Какие?

Не могу. Не могу, когда мы с ним вдвоем.

– Давай дома.

– Даже так, Куп? – Папа бросает на меня взгляд, обгоняя медленный «Фольксваген». – Серьезные неприятности?

У меня начинают потеть ладони.

– Подождем до дома, – повторяю я.

Мне надо сказать Крису, что произошло, но я не решаюсь ему написать. Надо поехать к нему и объяснить лично. Еще один разговор, который что-то во мне убьет. Крис живет открыто с одиннадцатого класса. Его родители художники, для них в этом нет ничего страшного. Там было что-то вроде: «Ну да, мы давно поняли. Чего ты так долго тянул?» Он на меня не давит, но тайные встречи – не тот образ жизни, который ему хочется вести.

Я смотрю в окно, барабаня по ручке двери всю дорогу до дома. Папа подъезжает, и наш дом высится передо мной: большой, знакомый – и сейчас мне меньше всего хочется в нем оказаться.

Мы входим, папа бросает ключи на стол в прихожей и в гостиной видит маму. Они с бабулей сидят рядом на диване, будто поджидают нас.

– Где Лукас? – спрашиваю я, входя в комнату вслед за папой.

– Внизу, на приставке играет. – Мама уменьшает звук телевизора, бабуля склоняет голову набок и устремляет на меня внимательный взгляд. – Все в порядке?

– Купер такой загадочный. – Папа смотрит на меня проницательно и одновременно снисходительно. Не понимает, принимать мои очевидные переживания всерьез или нет. – Рассказывай, Куперстаун. Что за суета? У них на этот раз действительно есть какие-то улики?

– Они считают, что да. – Я прокашливаюсь и сую руки в карманы джинсов. – То есть да. У них новая информация.

Все затихают, обдумывая сказанное, потом замечают, что я не спешу продолжать.

– А что за информация? – спрашивает мама.

– На сайте Саймона была запись, которую зашифровали прежде, чем полиция до нее добралась. Думаю, это то, что он изначально собирался про меня написать. К стероидам отношения не имеет. – Снова мой южный акцент.

У папы акцент вообще никогда не пропадает, поэтому он не замечает его возникновения и исчезновения у меня.

– Я знал! – провозглашает он торжествующе. – То есть с тебя сняли подозрения?

Я молчу, в голове у меня пусто. Бабуля наклоняется вперед, ее руки сжимают череп на рукоятке трости.

– Купер, что хотел написать про тебя Саймон?

– Ну… – Пара слов, и все в моей жизни разделится на «до» и «после». В легких не остается воздуха. Я не могу смотреть на мать, и уж точно на отца. Поэтому смотрю на бабулю. – Саймон… как-то… узнал… что… – Боже мой. Запас слов-паразитов у меня закончился.

Бабуля постукивает по полу тростью, будто хочет мне помочь.

– Я гей.

Папа смеется. Смеется с облегчением, хлопает меня по плечу:

– Ну, Куп! Я тебе на минуту даже поверил. Серьезно, что там случилось?

– Кевин! – сквозь зубы выдавливает бабуля. – Купер не шутит.

– Да ладно, не шутит! – Отец все еще смеется.

Я вглядываюсь в его лицо, потому что знаю: он в последний раз смотрит на меня так, как смотрел всегда.

– Ты ведь шутишь? – Он бросает на меня небрежный уверенный взгляд, видит мое лицо – и улыбка его гаснет. Ну, вот и все. – Куп, ты шутишь?

– Нет, – отвечаю я.

Глава 23. Эдди

Понедельник, 22 октября, 8.45

Перед «Бэйвью-Хай» снова стоят полицейские машины. По коридору неуверенно идет Купер. У него такое лицо, будто он несколько ночей не спал. Но связь этих фактов не доходит до меня, пока он не отводит меня в сторону перед первым звонком.

– Можем поговорить?

Я смотрю на него, и мною овладевает тревога. Никогда не видела у него красных глаз.

– Можем, конечно.

Я думаю, что он имеет в виду здесь, в коридоре, но он, к моему удивлению, ведет меня через черную лестницу на парковку, где мы прислоняемся к стенке у двери. Это значит, соображаю я, что я опоздаю, но с посещаемостью у меня уже так плохо, что лишнее опоздание роли не сыграет.

– Что случилось?

Купер ерошит свои светлые волосы, пока они не встают дыбом – я и не думала, что такое возможно.

– Я думаю, полиция приехала из-за меня. Чтобы задать вопросы обо мне. Я только хотел… кому-нибудь сказать, пока все не полетело к чертям.

– О’кей. – Я кладу руку ему на локоть и останавливаюсь от удивления, почувствовав, что он дрожит.

– Купер, что с тобой?

– Дело в том… – Он замолкает, у него перехватывает дыхание. Кажется, он хочет в чем-то признаться.

На миг у меня перед глазами возникает Саймон – как он упал тогда в штрафном классе, какое у него было жуткое красное лицо, когда он пытался вздохнуть, – и я невольно вздрагиваю. Потом смотрю в глаза Купера – наполненные слезами, но такие же добрые, как всегда, и понимаю, что этого не может быть.

– В чем дело, Купер? Все нормально, мне ты можешь сказать.