Меня будит звуковой сигнал, который подает аппаратура в палате Эммы. Я резко вскакиваю, откидываю волосы с лица и лишь потом вспоминаю, где нахожусь.
– Эмма!
В палату заходит медсестра.
– Все в порядке. – Она подкручивает колесико на панели управления. – Просто нужно немного ускорить поступление физраствора.
Эмма по-прежнему в забытьи. В палате полумрак, и я здесь одна, если не считать Эмму и медсестру. Понятия не имею, сколько времени, но горло пересохло.
– А можно мне воды?
– Конечно, золотко. Идем со мной на пост, заодно разомнешься.
Медсестра выходит за дверь. Прежде чем последовать за ней, я еще раз бросаю взгляд на Эмму – она лежит неподвижно, наверное, вот так и выглядят мертвые, – затем достаю телефон и наконец отправляю сообщение адресату, которого неделями избегала.
Я выхожу из палаты. Медсестра ждет в холле.
– А где мама? – спрашиваю я.
– Повезла домой твоего брата. Ему пора спать. На ночь к вам придет женщина из агентства, и тогда она вернется сюда.
Часы на стене показывают четверть одиннадцатого. В коридоре тишина, только три медсестры столпились вокруг поста и негромко что-то обсуждают.
Женщина, которая дала мне воды, со вздохом опирается на столешницу.
– Наш город катится в пропасть. То дети умирают, то бомбы взрываются…
– Что? – переспрашиваю я, едва не поперхнувшись водой. – Бомба? О чем вы? Когда?
– Только что. Причем на вечеринке после репетиции свадьбы. Какой-то неуравновешенный тип подбросил самодельное взрывное устройство.
– Будешь тут в шоке, – ворчливо добавляет другая медсестра.
Я мгновенно покрываюсь мурашками.
– Репетиция свадьбы? В Бэйвью? Это же в… – Я выхватываю телефон, чтобы проверить новые сообщения, но одна из медсестер меня опережает:
– В ресторане «Талиа».
Я выпускаю из рук чашку, и она со стуком падает на пол. Сестра берет меня за плечи и торопливо успокаивает:
– Прости, мы не догадались, что ты можешь знать этих людей. Ничего ужасного не случилось, кто-то успел отбросить бомбу подальше от здания, и она не причинила большого вреда. Хотя одному парню досталось. Получил ранения средней тяжести.
– Они здесь? – Я лихорадочно озираюсь вокруг, словно друзья могли попрятаться по углам.
Медсестра отпускает меня и поднимает с пола чашку.
– Вся группа в приемном покое на первом этаже, рядом с отделением неотложной помощи.
Не дослушав, я бросаюсь к лестнице, потому что знаю, куда бежать: вчера вечером сама сидела в том же приемном покое, когда приехала с Эммой на «Скорой». Этажом ниже я распахиваю дверь в холл и тут же попадаю в галдящую толпу. Шум здесь намного громче, чем наверху. Несколько человек в форменной одежде стоят, скрестив руки; перед ними Лиз Розен с Седьмого канала, как всегда, в полной боевой готовности к эфиру: ярко-красный костюм, безупречный макияж.
– Прессе вход в лечебный корпус воспрещен! – твердит один из охранников.
Я украдкой проскальзываю за ними. Приемный покой заполнен до отказа; многим не хватило места. Сердце сжимается, когда я узнаю друзей – настолько подавленными я их еще никогда не видела. Заплаканная Бронвин в порванном вечернем платье сидит между своей мамой и незнакомой мне женщиной средних лет. Купер и Крис стоят, взявшись за руки, рядом с Эдди, которая склонилась вперед и грызет ногти. По другую сторону от Эдди, на коленях у Луиса, сидит Мейв, закрыв глаза и безвольно припав к его плечу. Ее правая рука забинтована. Ни Эштон, ни Эли, ни Нокса нигде не видно.
Я протискиваюсь ближе и хриплым от тревоги шепотом спрашиваю Луиса:
– Что с ней?
– Все нормально. Просто спит. Минут десять, как отключилась… Вечер выдался тяжелый.
– Медсестры наверху говорят про бомбу, – продолжаю я расспросы. Но даже произнесенное вслух слово «бомба» не приближает ситуацию к реальности. – Что произошло?
Эдди проводит рукой по лицу.
– Если у тебя есть время…