Один из семидесяти

Любовь для праздного человека – занятие, для воина – развлечение, для государя – подводный камень.

Наполеон Бонапарт

Киаксар был обессилен. За ночь он так и не смог сомкнуть глаз, думая о том, что его любимая и единственная жена Иотапа может каждое мгновение покинуть его. Он любил ее, как ему казалось, с самого рождения. Они росли вместе, в одном дворе, в одной семье – Иотапа приходилась ему двоюродной сестрой по матери. Браки между родственниками поощрялись у зороастрийцев. Считалось, что близкое родство позволяет сохранять чистоту крови, особенно в семьях царей. И, конечно же, чтобы не выходя за рамки общины, плодить потомство во славу Ахура-Мазды. Гораздо позже маги стали связывать высокую смертность среди женщин с близкими связями между родственниками – кровосмешением. Последовал запрет на браки между детьми от одной матери, а также матери и их сыновей. Связываться узами брака можно было только детям, имеющим одного отца.

Киаксар уже представлял, как после смерти любимой жены Сраоши[66], оберегая душу Иотапы от коварных фравашей Ахримана, врага всего живого, провожает ее к благочестивому Митре – Богу справедливости и правосудия.

Фраваши у зороастрийцев были душами умерших. Души-фраваши праведников были способны помогать людям, нечистые фраваши грешников помогали вершить свои отвратительные деяния злобному и беспощадному Ахриману. Сраоши был защитником души при жизни и первые три дня после смерти.

Итак, Сраоши передает душу Иотапы справедливому Митре, а Рашну[67] должен будет свершить свой беспристрастный суд.

За спиной умершей он воздвигнет золотые весы, на одну чашу которых положит грехи, на другую – добрые дела, которые успела совершить за свою короткую жизнь Иотапа.

Затем душа пойдет дальше – по мосту над пропастью, имеющему название Чинват.

И если Иотапе суждено попасть в рай, то мост окажется широким и прочным, а если ей предстоят адские муки, то после первых же шагов мост превратится в тонкую нить, на которой еще никому не удавалось удержаться. Душа сорвется в пропасть, туда, где находится ад…

Но даже если Киаксар и был уверен в том, что душу его жены не запятнал ни один недостойный поступок и место ее не иначе как в раю, он не мог до конца представить себе, что это может произойти так скоро.

Ради спасения жены он готов был обратиться за помощью даже к иноверцу. Сейчас Киаксар не хотел думать, что на этот счет может сказать Главный жрец, который, судя по всему, не может ему помочь. Он знал, что и остальные верующие вполне заслуженно подвергнут своего правителя осуждению, но даже это не останавливало влюбленного мужчину. Только бы спасти любимую, без которой он не представлял своего дальнейшего плавания по волнам жизни.

Ночью Киаксар вспомнил о том, как некогда брату его деда помог избавиться от недуга именно иноверец, и имя его было Варфоломей – тот излечил от тяжелой болезни и двоюродную тетку Киаксара.

Говорят, старый правитель и пришелец успели даже подружиться, но это не помешало властителю отдать Варфоломея на растерзание зороастрийским магам – те поспешили объявить царя чуть ли не вероотступником.

Если бы он, по словам отца, встал на защиту иноверца Варфоломея, его самого и всю его семью немедля предали бы самой жестокой смерти.

Слава о великой силе врачевания и владении умами мага Варфоломея все еще жила среди зороастрийцев Атропатены и ее окрестностей.

Родственник Кеоксара давно уже отправился к праотцам, и с тех пор многое переменилось. Отцу Киаксара, пришедшему к власти, по совету мудрого родственника, удалось поумерить жреческую власть в своих владениях, что, несомненно, сделало мироустройство Атропатены более спокойным и справедливым.

– Моя жена умирает, – не отвечая на приветствие, сообщил царь Киаксар Егише. – Вчера жрец совершил большое жертвоприношение, но она так и не открыла глаз. А однажды мы уже хотели вынести огонь из дома… – он вымученно посмотрел на Егише. – Я знаю о чудесах, творимых твоим учителем Иисусом в иудейской земле. Ведь он был не Бог, а человек. И убиенный Варфоломей известен по творимым им чудесам – он тоже был человеком, пускай и необыкновенным. Может, тебе тоже дана такая власть – усмирять дайвов?! – он с надеждой посмотрел на иноверца.

– Ты прав, мне дана такая власть, – уверенно произнес Егише. – Дана Сыном Божиим Иисусом. Если ты позволишь, я помолюсь о здоровье твоей жены.

– И все?! Только помолишься?! – царь, казалось, вот-вот выйдет из себя. – Ты не знаешь никаких обрядов?

– Нет ничего сильнее слова, обращенного к богу. И веры, что твое слово будет услышано.

Некоторое время Киаксар обдумывал свое решение. Тревога за любимую женщину заставляла его хвататься за любую возможность ее спасти.

– У меня все равно нет никакого выбора… Хорошо… но главный жрец молился тоже… ладно… я повелеваю, чтобы и ты… молился… усердно… беспрерывно… – он грозно посмотрел на иноверца Егише. – Мне все равно, кто ты, но ты должен помочь Иотапе. Иначе я последую совету своего жреца!