Один коп, одна рука, один сын

Тоска и печаль.

Она — очень печальный человек. Фрэнси поняла это, как только началось время, которое она отвела для отдыха от работы и от мыслей о Пере.

Она и сама не могла сказать, почему ей так грустно. Было множество разных теорий, но сама она ни одну из них не считала верной. Просмотрев записи, сделанные после визитов к доктору Лундину, она и там не нашла ничего подходящего.

Может, это биохимия? Какое-нибудь вещество, которого не хватает у нее в мозгу, или врожденный порок, который можно вылечить? Или хотя бы облегчить страдания?

«Наверное, нужно больше думать о себе», — решила Фрэнси, прочитав главу, в которой речь шла именно об этом.

«Я, я, я… — пробормотала она и отложила книгу. — Бэлль, как ты думаешь, маме надо лучше относиться к себе?»

Бэлль, ползавшая в одном подгузнике и уже пытавшаяся встать на ножки, посмотрела на нее с недоумением.

«Я ведь считаю, что уже и так думаю только о себе», — пояснила Фрэнси и улеглась на пол в надежде, что Бэлль вскарабкается на нее.

Она закрыла глаза, стала ждать, почувствовала легкие прикосновения к одной ноге. Улыбнулась. Это лучшие моменты жизни, когда тебя толкают крохотные ручки и ножки. Она слышала сопение Бэлль, потом почувствовала, как та залезла ей на ноги, потом на живот и, наконец, на грудь. Мягкие волоски уже щекочут подбородок. Кто-то обнюхивает шею. Фрэнси обхватила дочь руками. «Ты и я, — подумала она, — ты и я навсегда. Что еще нужно, кроме тебя, моя капелька? Твоя мама так растеряна. Она легко может быть великим мафиози, а вот быть человеком гораздо труднее. Обещай, что не заразишься от меня. Обещай, что никогда не будешь такой, как я. Обещай, что будешь любить в себе человека, а не свои достижения. Я знаю, это все клише доктора Фила, но у меня нет сил быть оригинальной. Делай, как мама говорит, и все будет хорошо. Ты и я, Бэлль. Лучшего Рождества и представить трудно!»

Она качала Бэлль и оглядывала слабоосвещенную комнату. Горели только настольная лампа и две свечи. Поднялся ветер, он стучал то в стены, то в окна. Этой зимой Фрэнси редко выходила на улицу, только ненадолго вывозила Бэлль в коляске, а когда нужно было съездить по делам, прыгала в машину.

Ее душа стала мягче. Мысли уже не вертелись только вокруг врагов, денег, насилия и смерти, теперь она думала о смене погоды, поездках на «додже» по песчаному карьеру, стопках непрочитанных книг и долгих вечерах наедине с фильмом о Рокки и пакетом конфет.

Тело тоже округлилось. Она почти забросила спорт, лишь иногда несколько раз проплывала дорожку в бассейне. Таблетки для похудения были смыты в унитаз. Там, где раньше на животе проступали кубики мышц, появилась мягкая плоть. Иногда Фрэнси охватывала паника, когда она не могла застегнуть любимые джинсы, но это быстро проходило. Волноваться по этому поводу у нее не было сил, поэтому в один прекрасный день она вывалила перед Йенсом весь свой гардероб и велела купить то же самое, но на размер больше.

Устало вздохнув, она похлопала себя по округлившимся бедрам. Ну-ну, небольшой целлюлит, мы с тобой договоримся.

И заснула, прижав к груди сопящую Бэлль, свою самую легкую ношу.

— Она хорошенькая!

Фрэнси, уже начав просыпаться, так сильно вздрогнула, что Бэлль скатилась на пол, но, как ни странно, не заплакала, а только с любопытством смотрела на незваного гостя.

— Как ты вошел? — спросила Фрэнси и вскочила.

Она не испугалась, а удивилась.

— Дорогу показал твой сын, — ответил Зак, уютно устроившийся в кресле и уже полчаса наблюдавший за спавшими.

На улице царил мрак. Тяжелый, зимний.

Он пришел из тьмы, чтобы она поняла. Он не хотел больше жить с этим один и считал: она не знает, и это несправедливо. У них было нечто общее, одно на двоих. Наследство.

— Как ты вошел? — снова спросила Фрэнси, подняла Бэлль с пола и села за письменный стол.

— Лаз, — ответил Зак, — который прорыл Адриан. Он хитрюга, но слишком доверяет женщинам.

— Что ты имеешь в виду?

Фрэнси выдвинула верхний ящик стола. Ее «глока» там не оказалось.

— Я пообещал Тее, что ее родителей поселят в шикарный реабилитационный центр, за который я заплачу, — объяснил Зак. — Я ей сказал, что их там вылечат. А она классная шпионка, правда?

— Ах ты, сволочь! — воскликнула Фрэнси и резко задвинула ящик стола. — Как ты можешь так использовать детей? А Адриан… ты что, не понимаешь, он…

Она замолчала, прижав к себе Бэлль.

— Прошу прощения за боль, причиненную твоему сыну, но за все надо платить, — ответил Зак.

Фрэнси презрительно фыркнула. Бэлль стала искать у нее грудь.

— Я пришел с миром, — сказал Зак и встал. Он держал в руке ее пистолет. — Но на всякий случай забрал вот это.

Фрэнси снова фыркнула. С миром, что за чушь!

Но так и застыла с открытым ртом, потому что Зак открыл окно и выбросил пистолет на улицу.

— Круто, — отреагировала она. — А откуда мне знать, что ты безоружен?

— Можешь меня обыскать, — предложил он, — в прошлый раз мне понравилось.

— Спасибо, нет. Придется поверить тебе на слово.

Зак сел.

— Не грустно вот так, в одиночестве, встречать Рождество? — поинтересовался он.