Один лишний труп

Монах протянул оружие, и Берингар, подойдя к краю помоста, словно во сне взял его и в трепетном молчании преподнес королю. Глаза мальчика следили за ним с беспокойством, а во взгляде Курселя застыли неверие и ужас — как будто призрак, восстав из небытия, явился, чтобы уличить его. Стефан осмотрел кинжал, со знанием дела оценил тонкую работу, попробовал, легко ли выходит клинок из ножен, и с растущим любопытством примерил топаз к обломанному серебряному когтю на рукояти.

— Несомненно, камень от этого кинжала. Все видели? — Стефан посмотрел вниз на Кадфаэля и спросил: — Как ты его раздобыл?

— Говори, дитя, — поощрительно сказал монах мальчику, — расскажи королю все, что ты сейчас поведал мне.

Мальчик разрумянился и сиял от возбуждения, которое пересилило его страх. Звонким от сознания собственной значимости голосом он изложил всю историю столь же безыскусно, как перед этим преподнес ее Кадфаэлю, и никто из присутствующих не усомнился в правдивости его слов.

— ...я сидел в кустах у самой воды, так что он меня не заметил. Зато я его разглядел. Ну а как он ушел, я тут же нырнул туда, куда что-то плюхнулось, и вытащил этот нож. Я живу у реки, родился у реки, и мать говорит, что я научился плавать раньше, чем ходить. Ножик я оставил себе — что тут дурного, раз хозяину он не нужен. Это тот самый нож, мой господин, и коли вы все посмотрели, можно, я заберу его назад?

На какой-то миг король позабыл о всей серьезности дела, в котором предстояло разбираться, и улыбнулся раскрасневшемуся бойкому мальчугану. Пленительная улыбка Стефана излучала доброту, которая отличала его натуру, пока проснувшееся честолюбие не побудило его вступить в нелегкую борьбу за престол и усвоить суровые правила такого рода состязаний.

— Стало быть, рыбу сегодня разделывали ножом, усыпанном драгоценными камнями, не так ли, мой мальчик? Воистину по-королевски. Кстати, и рыба получилась отменная. Ты ее только ловишь, или готовить тоже умеешь?

Мальчик смущенно признался, что ему помогал повар.

— Ну что ж, с этим делом ты справился совсем недурно. А теперь скажи: знаешь ли ты человека, который выбросил нож в воду?

— Нет, мой господин, имени его я не знаю. Но я узнаю его, если увижу?

— Так посмотри вокруг. Ты видишь его? Он здесь, в зале?

— Да, мой господин, — отозвался мальчик и указал пальцем прямо на Адама Курселя. — Это тот самый человек.

Все глаза обратились к Курселю — самому испытанному и осмотрительному из приближенных короля. На мгновенье зал погрузился в молчание. Казалось, никто не дышал, все замерли, и само здание ратуши излучало напряжение.

— Ваша милость, это наглая ложь! — с едва сдерживаемым гневом заявил Курсель. — У меня никогда не было этого кинжала, и я не мог забросить его в реку. Я отрицаю, что когда-либо держал эту вещь в руках или даже видел ее до сегодняшнего дня.

— Ты хочешь сказать, — холодно спросил король, — что этот ребенок лжет? По чьему наущению? Уж не Берингара ли — мне что-то сдается, что он ошарашен появлением этого свидетеля никак не меньше, чем ты или я сам. Неужели я должен поверить, что бенедиктинский орден подбил мальчишку сочинить подобную историю? Но с какой целью?

— Ваша милость, я уверяю, что это глупая ошибка, недоразумение. Может быть, мальчик и на самом деле видел то, о чем говорит, и достал кинжал из реки. Но он ошибается, заявляя, что видел меня. Я не тот человек! Я отрицаю все, в чем меня обвиняют!

— А я настаиваю на этом, — провозгласил Хью Берингар, — и пусть меч нас рассудит!

Король обрушил кулак на стол с такой силой, что затрещали доски, подскочили чаши и расплескалось вино.

— Довольно! Я сам хочу во всем разобраться, мне необходимо установить истину. — Он снова повернулся к пареньку и, сдерживая раздражение, более мягким тоном сказал: — Ты уверен в том, что видел именно этого человека? Если у тебя есть хоть какие-то сомнения, не скрывай их — ошибиться не грех. Может, ты видел кого-то другого, похожего телосложением или цветом волос? Но если ты все же уверен, то говори и ничего не бойся.

— Я уверен, — промолвил мальчик, сдерживая дрожь, но без колебаний, — я видел именно его.

Король откинулся в своем большом кресле, с силой ударил кулаками по подлокотникам и призадумался, а потом бросил мрачный, недовольный взгляд на Хью Берингара.

— Похоже, теперь, когда мне больше всего нужна свобода действий и скорость, ты повесил мне камень на шею. Я не могу отмахнуться от того, что услышал, и должен докопаться до истины. Но закон решает такие дела неспешно, а я не могу тратить время на судебные процедуры. Ничто не заставит меня выступить позже, чем через два дня! У меня свои планы, и я не позволю их менять.

— Задержки не будет, — сказал Берингар, — если ваша милость разрешит судебный поединок. Я обвинил Адама Курселя в убийстве и стою на своем. Если он примет вызов, я готов сразиться с ним без лишних церемоний, не тратя время на подготовку. Тогда ваша милость получит результат уже завтра, а послезавтра вы сможете выступить в поход, избавившись от этого бремени.