Один месяц один

Вчера не заметил, как уснул перед телевизором и пропустил что-то важное. Я так решил поскольку утром бегущей строки не было. Телевизор показывал всё как обычно, только без людей и бегущей строки. Вся она, возможно, пробежала и закончилась. Закончился и телевизор, его картинки, эти люди в гриме. Эти одинаковые люди в похожем гриме. Этот грим на похожих людях. Если они так похожи, то зачем на них наносят грим? Я продолжал включать телевизор ради его мягкого приятного тепла. Потом нечаянно коснулся батареи отопления и почувствовал, что её тепло мне приятнее. Я больше не включаю телевизор. Экран не показывает людей. У него исчез смысл. Не греет как надо. Все куда-то подевались.

20 марта

На работе сегодня никого не оказалось. Не было охранника и девушки-сотрудника на стойке рецепции. Не встретился дворник на офисной стоянке. Не было бормотания кофе-леди в каморке за лифтом. Лифт пустой, как сирота, привёз меня на этаж, вывел в коридор и подсветил дверь в гардероб самообслуживания. Я вошёл в него, в пустой гардероб, где месяцем раньше бывало не мог найти вакантную вешалку для своей куртки. Сейчас они, слегка качаясь, как неопавшие листья зимой, каждая, пустая, могли принять мои плечи. Моя куртка одиноко повисла на первом же пластиковом треугольнике. Никто не стоял у зеркала поправляя причёску. Никто не забыл на столике помаду или наушники. Иду по коридору закрытых дверей, уверенный, что за ними есть люди. Отделы и департаменты работают. Кажется, вот только что шумел принтер или кондиционер. В здании был живой звук. Эхо ветра или скрип дверцы шкафа. Нервный стук ботинка о ламинат. Я прошёл почти весь коридор до своего рабочего места мимо как обычно закрытых дверей. Мимо электронных замков, под лампами, вдоль фотографий с производства и юбилея компании. Но я очень боялся, что за дверями никого нет. Как в гардеробе, как на входе. То, что в моём углу никого не оказалось, ничего удивительного. Четверо моих коллег не появлялись уже неделю. Гибридный формат, простуда у ребёнка, командировка, да мало ли что. Но остальные молчащие двери беспокоили. День прошёл в кресле перед монитором и редких выходах к огромному принтеру в маленькой специальной звукоизолированной комнате. Стоя там, ожидая выхода бумаги, я был словно один во всём здании. Сюда не докатывался скрип ничьего стула, ничей скрип фломастера о доску, никакое скрипучее заваривание чая. Что в комнате с принтером, что в общем коридоре, я был один. Мне так хотелось скрипа. Отслужив положенные часы, я уехал домой, снова пройдя освещённый коридор. Растения на подоконниках были политы, даже лужа появилась. Кто-то всё-таки был здесь. Кстати и опустошил мусорное ведро в туалете. Но вагон метро оказался мертвенно пуст. Только музыка в наушниках транслировала иностранную речь. Объявления остановок я не слышал. Людей на станциях я не видел. Вышел очень скоро и в темноте вечера едва не бегом добрался до подъезда. Возможно за весь день я не встретил никого. Не был уже так уверен, что слышал людей, видел признаки их присутствия. Холодные запылённые машины обрамляли все дорожки двора и на них не падал свет из окон. От странностей безлюдья, от тишины и внутреннего страха у меня разыгрался нешуточный аппетит. Я ел и ел запасы из холодильника пока не стал получать такое удовольствие, что мне стало всё равно. Есть ли на улице свет из квартир, ездят ли там машины и играет ли в них музыка. Меня изнутри распёрло едой и я вытеснил этим весь свой страх. Может это сбылось моё желание? Сеять вокруг панический ужас. Чтобы люди разбегались и гадили в штаны. Сбылось уже, я просто не научился управлять этим? Переборщил? Почему тогда не сбылось про короткий и полноценный сон? По-прежнему мне нужно много часов чтобы хорошо выспаться.

22 марта