- Шестиэтажный, - сказал я хмуро. Об этом доме мне говорить не очень хотелось, с ним было связано многое, и не всегда радостное, хотя в общем бывало всяко. Именно сейчас, в момент, когда она заговорила, я пытался убедить себя в том, что дом этот - всего лишь обиталище моих старых знакомых, и ничто иное. Я уже почти уговорил себя, когда Ольга вспугнула мысли.
- Кто там живет?
Спрошено это было тоном светской дамы, боящейся унизиться общением с людьми не своего круга. По меньшей мере, неуместно.
- Во всяком случае, зто не вокзальная публика.
- Вокзалов я как раз не очень боюсь, - сказала она уже иначе, как бы задумчиво. - Там, на худой конец, есть милиция.
- Бы, кажется, очень напуганы мужиками, - не удержался я. Она ответила сразу же:
- Да.
Я покосился на нее. И в самом деле, так оно и должно было быть. И не только из-за ее красоты; она даже сейчас, рядом со мной, человеком зрелого возраста, шла очень вызывающе, как бы заявляя каждым шагом, каждым движением бедра, каждым поворотом головы:
"Вот иду я. Заметили? Хочется подойти? Попробуйте..." Причем в этом "попробуйте" не содержалось угрозы, скорее - легкая подначка: "Слабо ведь подойти, а? Ну, рискните же!.." Поэтому легко было поверить, что "рисковали" часто.
- Может быть, вы сами виноваты?
- Нет, - убежденно ответила она. - Умный человек понимает, что все это ровно ничего не значит. - Она сразу догадалась, что я имел в виду, наверное, доброжелатели уже не раз делали ей подобные замечания. - К сожалению, умных - меньшинство. Но разве из-за этого надо скрывать свою суть? Да, мне приятно нравиться - к ничего больше. - Она глянула на меня и улыбнулась. - Вы ведь знаете.
- Ну ... - начал я.
- Именно. И совсем не потому, что вы не проявили настойчивости. Стало бы только хуже: мне пришлось бы подумать о вас нехорошо.
"А мне-то что до вашего мнения", - подумал я, но вслух не сказал этого, а лишь вернулся к началу разговора.
- Не беспокойтесь, там хорошие люди. Военный в годах и его жена.
- У вас есть знакомые среди военных?
- И немало, - сказал я.
- Они кажутся вам интересными людьми?
- Как кто. Как и среди всех остальных.
- Не знаю, - сказала она, - мне они кажутся людьми достаточно ограниченными.
- Ну, с этим я не согласен, - возразил я. - Армия настолько велика, что люди в ней бывают самые разные.
И в самом деле, подумал я. Мы редко пытаемся понять, что такое армия, в самом общем виде. Армия - это особая страна, особое мировоззрение и образ жизни. В армии есть все, что есть в гражданской жизни, и сверх того многое, чего в ней нет. В армии есть своя аристократия и свой плебс. Своя интеллигенция и свои тупицы. Свои ученые и писатели. Свои артисты и композиторы. Свои таланты и бездари. Свои изобретатели и исполнители. Свои художники и инженеры. Свои философы и люди действия. Люди необходимые и люди случайные. Люди принципа и конъюнктурщики. Свои спортсмены и свои гиподинамики. Свои герои и свои трусы. Свои независимые и свои подхалимы. Свои мечтатели и свои прагматики. Свои карьеристы и свои работяги. Свои удачники и неудачники. Свои трезвенники и пьяницы. Свои мудрецы и свои дураки; правда, говорят, что уж если дурак армейский, то он всем дуракам дурак. Может быть. Но какими бы ни были люди в армии, они - кроме всего прочего, или прежде всего - солдаты, люди приказа и подчинения, люди не самой легкой судьбы...
Я чуть было не проскочил мимо нужного нам дома и остановился в самый последний миг. Ольгу, кажется, охватила нерешительность, она смотрела на меня чуть испуганно. Я взял ев за руку и сказал строго: "Ольга, не советую пререкаться со старшими, куда попало я вас не повел бы, можете мне поверить. Пошли!"
Мы вошли в тесный, кособокий лифт; дергаясь и поскрежетывая, спотыкаясь на каждом этаже, он тем не менее поднял нас на нужную высоту. Мы вышли; на двери была все та же табличка со знакомой фамилией,
И я позвонил.
II