Один на дороге

- Нет, - сказал я. - Тут совсем другой коленкор. Просто надо помочь человеку. А насчет этого - я и не думаю.

Он посмотрел на меня и ухмыльнулся.

- Это неважно, что ты не думаешь, - сказал он. - Гляди, как бы она не подумала. Словно бы я тебя и не знаю; ты ведь и на Светлане не женился.

- Ну, это ты брось...

- Она на тебе женилась: выбрала, захотела и женилась. Ты в этом был лицо страдательное. Я же помню. И не хотел ты, и ерзал всячески, потому что любить ты ее не любил, но слишком ты был нерешительный человек, чтобы кругом - и шагом марш на выход. Это все видели, ты один, наверное, не видел.

Я махнул рукой.

- Все равно, - сказал я. - Дело прошлое.

- Дело-то прошлое, да ведь кусок жизни прошел и его не вернуть, а кусков таких в жизни сколько? Раз, два - и жизнь вся, а в жизни от жены зависит многое. Одна может тебя генералом сделать, а с другой... Не думай, это я не о Варваре, я-то в жизни своего потолка достиг. А ты, значит, коли в генералы не вышло, решил в профессора выходить? Ну, дай тебе бог, чтобы был ты и профессором, и военным, а то ведь в таком положении бывает, что человек ни профессор, ни военный, ни богу свечка - вообще ничего.

- Это ты про меня? Как же это ты - старшего-то в звании?

- Нет, Вова, в тебя я верю. Ты не командир, но ты - военный.

- Это как понимать?

- У тебя чувство долга в душе. И ответственности. И сознание того, что сначала - дело, а ты - потом. Если это у человека есть, то он - военный, если даже никогда формы не надевал. Потому что только на таких армия и может держаться.

- В армии всяких много, - сказал я, хотя и не хотелось мне говорить этого.

- Знаю. Но ты ...

Он не договорил: женщины вернулись. Они, видимо, пытались познакомиться поближе, но это, кажется, не очень удалось: Ольга выглядела высокомерной, Варвара - официально-доброжелательной, и только. Что между ними произошло, можно было представить: Варвара попыталась по-женски залезть Ольге в душу, допросить по-дружески, но с пристрастием, какое-нибудь словечко сказала не так, а Ольге, как я уже начал понимать, этого хватило, она решила, что ее обидели намеренно, и замкнулась. Я вздохнул и встал.

- Зайду в ту комнату на минутку, ладно?

- Зайди, зайди, - сказала Варвара, - как же не зайти. Да не бойся: устроим твою знакомицу честь по чести.

Ольга дернула плечами и даже шагнула к двери; я посмотрел на нее как можно выразительнее и внушительно кашлянул, чтобы она не пропустила этого взгляда мимо своего внимания. Она, кажется, поняла, а может, просто спохватилась, что не следует слишком уж показывать характер в доме, где ты оказалась впервые в жизни, у незнакомых людей; сообразила, что подведет меня, да и себе сделает только хуже. Вместо двери Ольга подошла к столу и присела, а Семеныч, потерев руки, громко воззвал: "Ну что, еще по одной, что ли?".

Я вышел из комнаты, медленно прошагал по коридору, где за минувшие годы изменился разве что цвет; прошел, как тысячи раз до того. Что-то, наверное, остается от человека в тех местах, где он жил подолгу. Смываются с пола следы, выветривается запах, но что-то остается. Говорят, глаза человека не только воспринимают свет, но и сами испускают какое-то излучение; может быть, оно как-то влияет на окружающее, перестраивает его... А вернее всего, ничего такого не происходит. И хорошо, не то обязательно изобрели бы такой взрыватель, срабатывающий от взгляда, этакую хитрую ловушку: ты только глянул - и взрыв...