Один на дороге

Я захлопнул за собой дверь.

II

Это был один из домов, уцелевших во всех военных передрягах, небольшой, красивый особнячок в глубине сада, в зеленом окраинном районе. Похоже было, что его давно не ремонтировали, но легко представлялось, каким он был раньше, когда еще не отставала краска, не ржавела крыша и въезд в гараж не порос густой травой. Невысокое крыльцо, массивная с виду дверь с узким вертикальным окошком, напоминавшим бойницу. Кнопка звонка была новая, современная, квадратная. На звонок внутри дома басом залаяла собака.

Я ожидал, что меня будут долго расспрашивать из-за двери, или, в лучшем случае, не снимая цепочки. Но отворили сразу. Мадам Шамборская стояла передо мной, одетая, словно для выхода. Старая элегантная дама. Не молодящаяся, но и не опускающаяся. Человек, понимающий, что жизнь продолжается до последнего вздоха, и глупо умирать раньше времени. Мое появление ее не обрадовало и не испугало - не испугало, может быть, потому, что позади нее стоял телячьих габаритов пятнистый дог - отведенной назад рукой она придерживала его за ошейник.

Я извинился, представился; форма без слов говорила о моей ведомственной принадлежности. Она не удивилась, отступила и повела рукой, приглашая. В квадратной комнате с большим окном, на круглом, черного дуба столе, были остатки завтрака - фарфоровый кофейничек, синий с золотом, такая же чашка, ломтик поджаренного хлеба. Она указала мне на кресло, обтянутое ворсистой тканью под леопардову шкуру, собрала и вынесла посуду и тотчас же вернулась и уселась напротив.

- Я могу уделить вам час времени, - сказала она спокойно, словно бы визит мой был заранее заявлен. - Через час ко мне придет ученица.

- Вы даете уроки? - спросил я, чтобы завязать разговор.

- Немецкий. У меня очень скромная пенсия; считается, что имею мало, как это называется, трудового стажа; хотя я трудилась всю жизнь, но, видимо, не так, как полагалось. - В ее голосе не было жалобы, скорее какая-то легкая ирония, относившаяся то ли к жизни, то ли к ней самой. - Правда, теперь немецкий не очень моден, теперь изучают английский. Но немцы, друзья или враги, всегда останутся нашими соседями, а разговаривать с соседями полезно, не так ли? Хотя, может быть, язык выбирают для изучения, исходя не из соседства, а из того, с кем придется воевать теперь?

- А вы полагаете, что будет война?

- Конечно, - сказала она, как о вещи естественной и решенной. - Люди всегда воевали, и мне не кажется, что они вдруг изменились настолько, чтобы перестать. Пока на свете есть мужчины, будут и войны. Или вернее - пока мужчины остаются мужчинами. Вы и сами думаете точно так же, иначе разве вы стали бы военным?

- Так думал и ваш бывший хозяин?

- Хозяин? - Она высокомерно подняла брови. - У меня никогда не было хозяев. Хозяева могут быть у собаки, но не у человека.

- Видимо, я употребил не то слово, извините. Может быть, мне следовало сказать о бывшем хозяине этого дома?

- Этот дом всегда был моим. Я унаследовала его от родителей, и потом лишь немного перестроила.

- Я имел в виду Шпигеля. Не знаю, в каком он был чине.

- В последнее время майором. Но когда мы познакомились, он служил в чине обер-лейтенанта.

Она сказала это опять-таки совершенно спокойно, словно бы вполне естественным было для нее, женщины русского или, быть может, польского происхождения, долгие годы служить у немецкого офицера.

- Но он никогда не был моим хозяином, - продолжала она, глядя в окно на деревья, покрытые желтеющей листвой. - Пожалуй, правильнее всего будет сказать, что мы были друзьями. Но вас, видимо, интересую не я, а он.

- Откровенно говоря, вы угадали.

- О, это было нетрудно. Я - просто женщина, а он был, конечно, выдающимся человеком. И я знала, что рано или поздно км заинтересуются. Потому что проходит вражда, проходит все, что с нею связано, и на людей, бывших врагами, начинают смотреть более объективно и оценивать их по заслугам. Разве не так?

- Безусловно. - Говорила она спокойно, размеренно, и хотя ей было, самое малое, под семьдесят, она не казалась по-старчески словоохотливой, и говорила ровно столько, сколько нужно было, чтобы выразить мысль. Безусловно, - повторил я. - И меня он интересует с самых разных сторон.

- Если вы собираетесь написать о нем что-то, то должна предупредить, что здесь уже был один господин...

- Знаю, я знаком с ним. Он-то и посоветовал мне обратиться к вам. Однако, он - писатель, я - военный, и интерес у нас, как вы понимаете, не вполне совпадает. - Я говорил, не делая скидок на ее возраст, но скорее - на то представление о мире, какое выработалось у нее, видимо, давно и изменить которое она не удосужилась; надо полагать, оно не мешало ей преподавать немецкий. - Так что прежде всего он интересует меня именно как военный.