Один на дороге

Мы вновь обрели подвижность в конце второй недели, когда машины въехали в наше расположение. Оказалось, что мы еще способны бегать: с криком "Ура!" рысью кинулись по казармам. Долой сапоги (из них пришлось выливать воду), долой портянки (выжать и просушить), гимнастерки и рубахи! С трепетным наслаждением ступили мы босыми ногами на сухие - сухие! - половицы, пересекли свой отсек, поглядывая на уже почти совсем забытые, когда-то в доисторические времена в последний раз заправленные койки, и завершили свой путь в ружпарке, где тотчас же была дана команда чистить оружие, и мы принялись за свои пулеметы, карабины, автоматы, и кто-то из старичков уже замурлыкал традиционную, оставшуюся еще от эпохи "максима" пулеметную: "Кожух, корпус, планка - шатун с мотылем - возвратная пружина - приемник с ползуном! Эх, раз, два, три - ну-ка, на катки! - Подносчик, дай патроны, наводчик, наводи!". Пелось это на мотив старой солдатской песни, уж не помню, как она называлась; мы все с удовольствием подхватили. Дождь по-прежнему строчил за окном, но нам он больше не был страшен.

- Что вы, Оля? Простите, я задумался.

- Я заметила, что вы только и делаете, что задумываетесь. Очень задумчивый человек. И молчаливый. Вы всегда такой? И как только жена вас терпит? Или и она такая?

- Я уже говорил вам, Оля: у меня нет жены.

- Да? Не помню...

Мне казалось, что это должно как-то приободрить ее: находясь вдвоем, мы не совершали никакого проступка против брака, семьи и еще чего-то там. Но она, наоборот, кажется, даже испугалась, странно глянула на меня и замолчала. Потом тихо попросила:

- У вас, кажется, есть сигареты...

Они у меня были, хотя я все бросал курить и носил их с собой скорее по привычке. Я поднес ей огня, закурил и сам; она затянулась, не закашлявшись, выпустила дым, снова странно посмотрела на меня, затянулась еще раз и погасила едва начатую сигарету. Так делают люди перед тем, как встать и уйти. И я испугался, что она так и сделает.

- Оля, теперь я спрошу... Мне кажется, узнав, что я военный, вы разочаровались. Вы не любите военных? Почему?

Она некоторое время смотрела на меня, как будто решая вопрос - отвечать серьезно или отделаться шуткой. И, видимо, избрав последнее, усмехнулась:

- Мне форма не нравится.

- Почему же? - искренне удивился я. - Разве плохая форма?

- Не знаю. Наверное, потому, что в одежде человека проявляется его индивидуальность, А у вас все одеты одинаково. Отрицание индивидуальности.

- Вовсе нет. Нам просто облегчают жизнь. Не надо думать, как ты сегодня оденешься, какую выберешь рубашку и какой галстук. Нужно быть одетым по форме и все, просто и ясно. А форма не только красива, но и целесообразна, ее не вдруг придумали - она в нашей армии вырабатывалась столетиями! Что касается индивидуальности, то она вряд ли нуждается в такой рекламе. А если и проявляется в одежде, то скорее всего в ее скромности. А что может быть скромнее повседневной формы, удобнее, чем она? Но форма - это не только форма одежды, это и форма отношений, где заранее и точно определено, когда, к кому и как должен обратиться я, и когда и как должны обращаться ко мне. Вы и представить не можете, насколько это облегчает жизнь...

- Может быть, - сказала она нехотя, - может быть. Не знаю. В конце концов, это не самое важное...

- У вас связано с армией что-нибудь... личное?

- У меня было много знакомых военных, - без интонации, словно во сне, ответила она.

- Хорошо, допустим. Пусть кто-то из них, ну... не оправдал ваших надежд, скажем прямо - обманул вас. Это же не причина, чтобы не любить всех военных вообще!

Она взглянула на меня с уже знакомым высокомерным видом.

- Обмануть меня? Такого мне переживать не приходилось и, думаю, не придется. Вы вот меня не обманывали, просто проявили недостаточное внимание, и то мне трудно было заставить себя еще раз встретиться с вами.

- Простите, но не вы, это я встретился с вами сегодня!

Она пропустила мои слова мимо ушей.

- Нет, просто мой муж был военным. Лейтенантом.

Господи, подумал я, она уже успела побывать замужем. Сходить замуж кажется, так теперь принято говорить? Я слишком долго находился в изоляции от того, что называется обществом: сначала - батальон и дом, потом лаборатория и дом, обиталище холостяка. Десять лет - срок немалый ... Да и раньше - много ли я думал о таких проблемах?

Она угадала мои мысли.

- Я вышла замуж, едва кончив школу, - чуть улыбнувшись, сказала она. За мальчика... он тоже только успел окончить училище. Так хотелось поскорее стать самостоятельной! Я думала, что люблю его, а может быть, что-то такое и было, сейчас уже трудно сказать. Да и что в восемнадцать лет понимаешь в любви? Хотя думаешь, что - все... Наверное, то, что он стал военным, как раз помогло мне решиться: в восемнадцатом веке любили военных. Ну и вот...

- Рай в шалаше не состоялся? - попробовал угадать я.

Она покачала головой: