Один на миллион

— Я разговаривал с Сэлом, — сказал Куин. — Он берет нас обратно. Выступаем в следующее воскресенье, как обычно.

— Не может быть! — Ренни улыбнулся от уха до уха. — Не может быть, черт подери! Ты уже сказал парням?

— Нет, приберег это удовольствие для тебя.

— Позвоню им, — сказал Ренни, с его лица двадцать лет как рукой смыло. — Прямо сейчас. Всем позвоню.

Он пошел, первый шаг сделал со стариковским «уф», потом прибавил темп. Если не обращать внимания на складки жира, нависавшие над ремнем, словно воск оплывшей свечи, со спины его можно было принять за соседского мальчишку с Шеридан-стрит, чернокожую звезду группы, но с прыщами и в бермудах.

— Считай, твой перерыв закончился, — сказала Дона.

После ланча она велела Куину заправлять обработанные им брошюры в струйный принтер, который урчал так, словно страдал несварением желудка. Этот звук ужасно раздражал Куина, даже через беруши, и Дона находила это довольно странным, учитывая, что он играет рок, а там децибел куда больше. Когда-то она была замужем за музыкантом и, похоже, решила выместить все обиды на Куине.

Он продолжал кормить ненасытную машину брошюрами, а Дона подхватывала их на другом конце конвейера и кидала в упаковочный аппарат. На ней были джинсы в обтяжку и желтая майка, напоминавшая нижнее белье. Несмотря на птичьи черты, она была не лишена привлекательности. Лицо ее покрылось заметной испариной, в ожидании очередной порции брошюр она скрестила руки на груди и таращила сильно подведенные глаза.

— Пожалей свои глаза, просто скажи, чтобы я поторапливался, — Куин постарался перекричать машину.

Дона приподняла нещадно выщипанные брови.

— Серьезно?

Она пробралась к нему, лавируя между коробками и пакетами, ее крепкие накачанные руки были покрыты эффектным загаром. Она приблизилась вплотную к его лицу, от нее пахло каплями от кашля.

— Так поторапливайся. Черт подери, — произнесла она, словно дала ему пощечину.

Чтобы усилить эффект, она выхватила пачку брошюр из бездонного чана, на глаз прикинула ее толщину, подровняла, плюхнула на конвейер и, когда та скрылась в чреве машины, принялась за следующую партию. Эта работа имела значение для нее. Эта работа, и еще членство в фитнес-клубе, и еще, наверное, новый бойфренд, и еще, наверное, ребенок. Жизнь, основанная на четырех столпах, которыми она дорожила.

— Я дважды тебя обучала, — сказала она. — Ты слишком хорош для этой работы или ты просто самый обычный придурок?

— Господи, Дона, дай мне передохнуть.

— Ты уже передохнул сегодня.

— Я в переносном смысле.

— Мой бывший тоже любил выражаться в переносном смысле. А потом обнулил мою карту Visa в самом прямом смысле.

— Один-ноль в твою пользу, Дона — большой босс, — сказал Куин, на этот раз всерьез обидевшись.

— В чем твоя проблема, Портер?

— Жизнь коротка. Вот в чем моя проблема.

— Скажи мне то, чего я не знаю.

— Серьезно?

— Да.

— Прости, что я подвел тебя. Прости, что не обработал брошюры в прошлую пятницу. Я только сейчас заметил, как хорошо ты здесь наладила работу.

Ему приходилось кричать, чтобы перекрыть шум машин, поэтому комплимент получился не столь непринужденным, как ему хотелось. Ошеломленная Дона молча смотрела, как конвейер дергается и хрипит, уже пустой.

Все время обеда он провисел на телефоне, в результате выяснилось, что у штата Мэн нет никаких претензий ни к нему, ни к его водительским правам, и весь инцидент возник из-за недопонимания — со стороны Куина, конечно, не со стороны полицейского. Когда Куин вернулся в цех, Дона была там. Они молча проработали час, потом другой. Наконец Куин сказал:

— Теперь твоя очередь.

— В смысле?

— Скажи мне то, чего я не знаю, — повысил он голос.

Дона задумалась на минуту, вытащила из пачки брошюру и сказала:

— Видишь? Кой-кого ожидает суд.

В первый момент ему показалось, что она сказала «суп» — из-за шума согласные различались с трудом.

— Посмотри-ка на чувака, — она сунула брошюру Куину в лицо. — Видишь, да?

Куин не видел ничего, кроме слащавой картинки: вереница детишек в нарядной экипировке карабкается вдоль горной тропинки под небесами, на фоне которых из облаков сложено слово «распродажа».

— Что-что? На чувака? — переспросил Куин.

— Посмотри, говорю, на облака. Вы что, музыканты, все глухие? Мой бывший был совсем глухой, засранец.

— О чем ты, Дона?

— О том самом, — она потрясла в воздухе возмутительной брошюрой. — О том, что эта картинка — один в один как листовка о распродаже, которую выпустила прошлым летом фирма Land’s End. Тут все совпадает: и дизайн, и цвет, и даже буквы из облаков. Хотят свое дешевое дерьмо выдать за Land’s End.

Дона чувствовала себя на коне, ей удалось с высоты своего опыта вывести на чистую воду компанию по продаже походной экипировки, которая непременно огребет судебный иск на свою задницу. Пока она потрясала у Куина перед носом брошюрой, возмущаясь «этим грабежом, этой картинкой, этим цветом, этим шрифтом и этими облаками», он чуть не хлопнулся в обморок от внезапного озарения.