Один на один

Уже совсем рассвело. Стали различимы кусты шагах в десяти от палатки. Ветки у них обвисли, листья зябко вздрагивали. Но меня не радовал ни пришедший день, ни хорошо разгоревшийся костер, ни то, что дождь начал вроде бы терять силу. Не радовало даже то, что по мне перестали ползать муравьи. Вероятно, они тоже не любили мокрого и нашли для себя что-нибудь получше моих джинсов и рубашки. Мне хотелось свернуться клубком, лечь на землю, закрыть глаза и заслониться от всего сном. А проснуться уже при солнце, сухим, бодрым, веселым…

«Наверняка простужусь», — промелькнуло в голове.

«Ну и черт с ним…», — подумалось в ответ.

Что-то пробежало по ноге. Будто маленькие холодные лапы протопали по щиколотке. Я, не оборачиваясь, хлопнул ладонью по оголившемуся месту.

Ничего.

Или это мне показалось?

Я потянулся за очередным сучком, чтобы обстругать его и бросить в огонь, и в этот момент по ноге пробежало еще раз.

Я резко обернулся и успел заметить какой-то клубок, скатившийся под край палатки.

И только когда по ногам пробежало еще раз, я разглядел, что это такое.

Я не боюсь крыс, но все-таки они противные. Особенно их хвосты, голые, похожие на серых червей. И еще этот омерзительный писк, которым они переговариваются. Ну и, конечно, то, что крыса всегда действует исподтишка. Только откуда они могли взяться здесь, на необитаемом острове? Что они едят в этих камнях, на кого охотятся?

Я выбрал сучок с набалдашником на конце и стал поджидать, когда эта зверюга снова покажется на свет. Но крыса будто поняла, чего я хочу, и больше не появлялась.

Снаружи светился мутный день, а вода продолжала падать на землю, превращая все в серый кошмар.

Я съел несколько мидий и снова скорчился у огня, не зная, что делать. Кажется, я задремывал на несколько минут, потом приходил в себя, подбрасывал в огонь сучья и снова задремывал.

Постепенно стало темнеть.

Так прошли двенадцатые сутки моей жизни на острове.

Проснулся оттого, что вода полилась на спину. Во тьме глухо светились угли костра. Снаружи все так же ровно шумело.

Все тело превратилось в хлипкий, дрожащий студень. Руки и ноги ломило. С трудом разогнувшись, я нашарил сучок и, вынув из кармана куртки нож, начал тупо стругать деревяшку. Все было противным, и я сам себе был противен.

Кое-как настругав ежиков и раздув костер, я уселся у самого огня. Есть не хотелось. В животе каменел холодный ком.

Временами казалось, что все, что сейчас происходит, — неправда. На самом деле я сплю, и вижу во сне этот проклятый остров, и хожу по нему, и раздуваю огонь, и никак не могу проснуться.

Так бывает — видишь во сне что-то страшное, оно надвигается на тебя, вот-вот навалится, сомнет, придушит, а ты не можешь убежать, тело оцепенело, не двигается… Наконец, собрав все силы, крикнешь, и проснешься от этого крика, и долго лежишь в темноте, переживая то, что произошло.

Я бил себя кулаком по лбу, щипал руку, хлестал ладонями по щекам, но сон не проходил.

Тогда я понимал, что я все-таки на острове, что надо не дать погаснуть костру, и снова стругал деревяшки, глотал горький дым и дрожал от холода.

Наконец внутри костра нагорело порядочно угольев, они сушили оседающие на них ветки и огонь хоть и не полыхал, но грел.

Я съел две саранки и несколько мидий, потом спохватился и вырезал на календаре еще одну черточку — тринадцатую.

А ведь была у меня когда-то нормальная постель, письменный стол, книжки, уроки в школе. Были отец, лаборант Гриша, Виктор Иванович и Таня. Они и сейчас есть где-то…

Я со злостью отбросил от себя эти мысли. Какой толк мечтать о том, что так далеко!

Сейчас я один на один с островом. Природа вовсе не добренькая и не красивая, как кажется, когда смотришь на нее из окна комнаты или из туристской палатки. Все эти двух-трехдневные походы в тайгу или прогулки за грибами или дикой смородой — игра для детей и для взрослых. Все равно ведь придешь домой в тепло и уют… А вот когда не поход, а по-настоящему… Да еще не знаешь, сколько это настоящее продлится…

Неужели они все-таки решили, что я утонул?

Тогда отец останется совсем один. Трудно будет ему. Трудно человеку приходить в свой дом и знать, что его там никто не ждет. Пусто становится вокруг. И тогда одно утешение — быть полезным другим людям работой, своей головой, своими руками.

Вот и мне теперь надо тоже так.

Если меня никто не ждет, если я сам по себе, то и нужно быть полезным только самому себе. У меня сейчас одно право — драться до конца.

Я поворошил сучья в огне.

Право…

Нам в школе рассказывали о правах человека. Право на труд, право на учебу, право на отдых…