— То и значит. Иначе говоря, ее имя со страниц газет словно корова языком слизнула. Ни в одной не нашла, даже в той, что выходит в пригороде.
Майрон некоторое время обдумывал ее слова.
— Может, она тоже на Лазурном берегу отдыхала?
— Может. Но мужа с ней не было совершенно точно. Местная пресса в это время регулярно о нем писала.
Майрон откинулся на спинку стула и крутанулся на сиденье. Его взгляд снова упал на бродвейские плакаты, занавешивавшие стену за его рабочим местом. Да, их действительно пора убрать, подумал он, но сказал другое:
— А до этого, говоришь, об Элизабет Брэдфорд в прессе публиковали множество разных историй?
— Ну, историями заметки в две-три строки не назовешь, — подкорректировала Эсперанса слова босса. — Скорее они относятся к разряду упоминаний из серии: «На приеме присутствовали…» или «В ознаменование этого события состоялся банкет, который почтили своим присутствием…» — ну и так далее в том же духе…
Майрон кивнул.
— А такого рода упоминания появлялись в особых колонках или статьях на общие темы… Короче говоря, где?
— К примеру, в газете «Джерси леджер» имелась колонка, освещавшая светские события. Назвалась «Соушиэл суаре», если мне не изменяет память.
— Броско. — Майрон смутно помнил эту колонку с детских лет. Его мать имела обыкновение просматривать ее, выискивая среди выделенных жирным шрифтом фамилий знакомые имена. Между прочим, мама тоже пару раз в ней фигурировала как «известный местный адвокат Эллин Болитар». Потом она в шутку требовала, чтобы дома ее называли именно так, и когда Майрон орал: «Мама!» — появляясь, говорила: «Известный местный адвокат Эллин Болитар к вашим услугам, мистер Мятые штаны».
— Кто вел эту колонку? — спросил Майрон.
Эсперанса протянула ему лист бумаги. На нем красовался фотопортрет симпатичной женщины с несколько сложной в стилистическом отношении прической, скажем, a la леди Бёрд Джонсон. Подпись внизу фотопортрета гласила, что это некая Дебора Уиттэкер.
— Думаешь, нам удастся разжиться ее адресом?
Эсперанса кивнула:
— Уверена, много времени это не займет.
С минуту они пристально смотрели друг на друга. Срок, назначенный Эсперансой, истекал и нависал над ними как дамоклов меч.
Майрон сказал:
— Не могу представить, что ты исчезнешь из моей жизни.
— Этого не произойдет, — ответила женщина. — Независимо от того, каким будет твое решение, ты все равно останешься моим лучшим другом.
— Партнерские отношения разрушают дружеские.
— Ты в этом уверен?
— Я это знаю. — Он довольно долго избегал этого разговора, но время почти вышло, и откладывать неизбежное в надежде, что оно словно по мановению волшебной палочки само растворится в воздухе и исчезнет, не приходилось. — Мой отец и дядя пытались сделать это. Попытка завершилась тем, что они после этого не разговаривали четыре года.
Эсперанса кивнула:
— Я знаю.
— Даже сейчас их взаимоотношения далеко не те, что прежде. И уже никогда прежними не станут. Я лично знаю десятки друзей и членов различных семейств — и все они, поверь, хорошие люди, — которые пытались вступить в партнерские отношения вроде тех, о которых говоришь ты. Ну так вот: не помню ни одного случая, когда им это удалось и все с течением времени пришло в норму. Повторяю, ни одного. Все переругались или даже стали врагами. Брат возненавидел брата, дочь подала в суд на отца, друг стал желать смерти своему лучшему другу — и так далее. Деньги очень сильно влияют на людей и творят с ними удивительные вещи.
Эсперанса снова согласно кивнула.
— Наша дружба может выдержать любое испытание, — продолжал Майрон, — но я сильно сомневаюсь, что она переживет партнерские отношения.
Эсперанса поднялась с места.
— Пойду искать адрес Деборы Уиттэкер, — сказала она. — Как я уже говорила, это не займет много времени.
— Благодарю.
— Я готова предоставить тебе три недели для реорганизации всех твоих дел. Надеюсь, этого хватит?
Майрон кивнул, почувствовав, как сильно у него пересохло в горле. Ему хотелось сказать что-то еще, но очередная мысль, приходившая в голову, казалась еще более пустой и бессодержательной, чем предыдущая.
Неожиданно послышался сигнал интеркома. Эсперанса вышла из комнаты. Майрон нажал на кнопку.
— Слушаю…
Верзила Синди произнесла:
— На первой линии «Сиэтл таймс».
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
Реабилитационный центр в Инглмуре радовал глаза яично-желтым цветом стен и яркой, жизнеутверждающей отделкой и располагался в живописном месте. При всем том посетителя не оставляло впечатление, что сюда приезжают умирать.
На стене фойе красовалась многоцветная радуга. Мебель в заведении была новая, светлая и функциональная. Никаких мягких глубоких кресел с плюшевой или велюровой обивкой — должно быть, для того, чтобы выздоравливающий больной не прилагал слишком больших усилий, поднимаясь на ноги. В центре приемной стоял стол с большим букетом свежесрезанных роз в стеклянной вазе. Розы отличались удивительно красивым глубоким красным цветом, тем не менее, несмотря на капельки росы на лепестках, каждому было ясно, что через пару дней они завянут.