Один против судьбы. Повесть о жизни Людвига ван Бетховена

— У вас очень добросовестный страж, но, скажите на милость, когда вы не работаете? И все же я не стал бы к вам пробиваться, если бы не он, — указал Лихновский через плечо на элегантного незнакомца примерно тех же лет, что и Бетховен. Его полные губы тронула нерешительная улыбка. — Он совершенно покорен вашей музыкой и изводил меня до тех пор, пока я не согласился представить его вам. Это мой брат Мориц. Приехал из Силезии три дня назад, но не думайте, что он такой уж провинциал. Брал уроки у Моцарта и на рояле играет порядочно. Гораздо лучше меня.

Бетховен провел гостей в свою рабочую комнату, быстро убрал со стульев разложенные на них ноты и усадил их.

Говорил Карл Лихновский, а Мориц сидел молча.

— Между нами разница в пятнадцать лет, и мне, к сожалению, приходится заменять Морицу отца. Он только в понедельник появился в Вене и уже наделал мне хлопот. Представьте себе, за это время он уже успел познакомиться с Бернадоттом!

— А разве это грешно?

— Не то чтобы грешно, но неосмотрительно. Никто из придворной верхушки с ним не общается.

— А еще говорят, что Вена гостеприимный город! Вот если бы турки пришли, венцы стали бы с ними обниматься! — сострил Мориц.

— С Бернадоттом дело особое. Император до сей поры не принял его.

— Сказывается больным, — откликнулся Мориц. — А ведь помазаннику божьему лгать не к лицу!

Карл Лихновский пожал плечами, а Мориц продолжал свои атаки:

— Позор, что в городе для посольства Франции не находится помещения, так же как и для его служащих нет квартир.

— Это в самом деле удивительно, — загадочно улыбнулся Карл Лихновский. — Ведь в городе достаточно дворян, которым французское золото пришлось бы весьма кстати.

— Ничего нет удивительного, — выпалил младший. — Кое-кто боится проявить внимание к французам, уж не говоря о том, чтобы сдать им свои покои. Вена хорошо знает, что императорскому двору это придется не по вкусу!

— Видите, сколько он сплетен набрался всего за три дня!

Бетховен слушал пикировку братьев немного удивленный. Неужели они пришли к нему только затем, чтобы спорить?

— Простите, маэстро, что мы отнимаем у вас время такими глупостями, — сказал Карл Лихновский. — Но вы убедились, какой упрямец и бунтарь мой брат? Боюсь, что вы с ним найдете общий язык. Вам парижская революция тоже разум возмутила. Но меня интересуют не столько политические дела, сколько музыкальные. Вы не хотели бы сыграть что-нибудь моему бунтовщику в честь знакомства?

Заставить композитора играть среди бела дня, в самый разгар работы обычно было делом безнадежным. Но сейчас он на удивление охотно поднялся и подошел к фортепьяно. Без колебания Бетховен начал играть удивительную фантазию, полную огня и отваги.

Пораженный Мориц сразу понял, что пламенные аккорды выливаются в гимн французской революции. Бетховен подчеркнул этим свое доброжелательное отношение к молодому гостю, заступившемуся за Бернадотта. Старший же Лихновский «Марсельезы» не знал и потому не понял происходящего. Бурный мотив повторялся снова и снова. Мелодия возникала все в новых вариациях и славила свободу.

Когда прозвучали последние аккорды, Мориц Лихновский сказал с заговорщицким видом:

— Мне кажется, маэстро, что тема вашей фантазии мне известна. Тема боевая и смелая. Она должна быть по душе людям. — Помолчав некоторое время, он спросил: — Вы не хотели бы посетить Бернадотта?

— Я? — искренне изумился Бетховен. — Не могу же я постучать в его дверь и сказать: «Я человек, которого вы никогда не видели, пойдемте потолкуем».

Молодой Лихновский опять загадочно усмехнулся:

— Бернадотт чуткий, образованный человек и любит искусство. Коль скоро местная знать не отвечает на его дружеские приглашения, он собирает у себя избранных артистов. Может случиться, что он пошлет приглашение и вам. Вы пошли бы?

— Прошу тебя, Мориц, никого не зови к тем, кого император считает своими врагами, — произнес быстро князь, прежде чем композитор успел ответить. Он поднялся, и оба брата направились к выходу.

А через неделю почта доставила Бетховену непривычно большой конверт. Он торопливо разрезал этот конверт и извлек плотный лист бумаги, в левом верхнем углу которого в изумлении прочитал:

Посол республики Французской

единой и неделимой

ЖАН ЖЮЛЬ БЕРНАДОТТ

Далее было выведено твердой рукой:

Нижеподписавшийся почел бы за честь, если бы Вы любезно согласились принять участие в вечере, имеющем быть 2 марта 1798 года по случаю начала деятельности посольства.

С искренним удовольствием жму Вашу руку

Ж. Ж. Бернадотт.

Композитор был радостно удивлен. Скажите пожалуйста! Двери в таинственный мир французской свободы приоткрываются сами!