Один против судьбы

Молодой офицер со шпагой на боку, отделившись от группы солдат, подошел к ним и спросил, чего они желают.

— Благодарим вас. Мы рады увидеть войска, сражающиеся за свободу своего народа.

— Не только за свободу своего народа, но и за свободу других народов, — добавил офицер. — Нужно, чтобы вы, немцы, знали, что республика посылает нас не как захватчиков, а как освободителей, мы хотим вам помочь подняться против собственных тиранов.

— Понимаю, — ответил Людвиг, в то время как владелец золота предусмотрительно помалкивал. — Вы счастливый народ. Я с радостью бы встал в ваши ряды. Но я по воин. Единственное мое оружие — музыка.

— Если мы будем наступать так же быстро, как теперь, то очень скоро окажемся в Вене, — говорил офицер, явно гордясь успехами французского оружия. — Увижу Глюка, Моцарта, Гайдна!

Он был, как видно, любителем искусства.

— Глюка нет в живых уже пять лет, а Моцарт умер около года назад. Ему не было еще и тридцати шести лет.

Беседа становилась все оживленнее. Некоторые солдаты с любопытством обступили их и расспрашивали о Вене. Ведь из этого города была родом ненавистная нм королева и до него оставалось рукой подать. На вопросы отвечал один Людвиг. Его спутник в беспокойстве и нетерпении подвигался к карете.

Вдруг издали донеслось пение. Наверное, подходил новый отряд, он пока не был виден в густых ветвях. Только трехцветное знамя проглядывало из-за листвы.

Все смотрели в сторону приближающегося войска. Людвиг напряг слух. Ему еще не приходилось слышать эту песню. В ней словно слышался гул барабанов и голос трубы звал в атаку. Мелодия захватила и тех, что отдыхали. Солдаты вскакивали, приветствовали подходящих товарищей, подпевали им.

Людвиг достал записную книжку и стал быстро записывать мотив.

— Вы разбираетесь в этих каракулях? — спросил его офицер, заглядывая через плечо. Рука Людвига наносила на бумагу линейки, точки, тире, смесь значков, которые казались непонятными. — Это «Марсельеза»! — продолжал офицер. — Новинка. Но ее уже поет весь Париж, а скоро, может быть, запоет и весь мир.

Музыкант молчал, но восторженный взгляд его скользил по солдатской колонне, и он продолжал писать.

Отряды промаршировали своей дорогой, но еще доносился новый куплет этой песни — бодрой, стремительной, полной надежды..

— «Марсельеза», — бормотал Людвиг, когда песня стихла вдали. — Почему же все-таки «Марсельеза»?

Француз поспешил объяснить ему, что песню принес в Париж батальон из шестисот марсельских добровольцев.

— Вы не могли бы сказать мне ее слова? — попросил Людвиг, продолжая вглядываться сквозь густые ветви в удаляющихся солдат.

Офицер, улыбаясь, любовался восторгом музыканта.

— Вы не первый, господин музыкант, кого эта песня чарует. Запишите ее текст. — И он начал диктовать:

Вперед, сыны отчизны милой!
Мгновенье славы настает.
К нам тирания черной силой
С кровавым знаменем идет.
. . . . . . . . . .
Вперед, плечом к плечу шагая!
Священна к родине любовь.
Вперед, свобода дорогая,
Одушевляй нас вновь и вновь.
Мы за тобой проходим следом,
Знамена славные неся.
Узнает нас Европа вся
По нашим завтрашним победам![2]

— Это не песня, это сама революция, воплощенная в звуках! — взволнованно воскликнул Людвиг, когда были произнесены последние строфы песни.

Ему уже не хотелось больше разговаривать. Мысли перенеслись в мир музыки, в душе звучал пламенный напев, слагались его вариации. Ее отзвуки будут слышны в его будущих сочинениях.

Он простился с молодым французом искренне и сердечно, но мысли были уже поглощены чем-то другим. Он даже не слышал выговора боннского торговца, которым тот встретил Людвига, когда он уселся в карету.

— Вы здесь торчали целую вечность, а я сидел как на раскаленных углях! Из садов смотрят крестьяне. Кто-нибудь донесет, что мы братаемся с врагом. А если вы думаете, что будете распевать эту глупую песню в Вене, то заранее рассчитывайте на тюремные пары, если не на виселицу! Император сидит на троне достаточно прочно, а вы просто сумасшедшим!..

маленькой комнате мансарды был лютый холод. Людвиг снял ее потому, что ему подходила плата. Пытаясь согреться, он лежал в постели, задумчиво уставившись в скошенный потолок.

Дом был наполнен людьми к шумом. Кто-то топал ногами на лестнице и возбужденно кричал по-итальянски. За стелой звучала венгерская песня. С улицы доносились громкие голоса двух женщин, говоривших на незнакомом славянском языке. Какие-то ребятишки, бегая наперегонки, окликали друг друга на ломаном немецком.

Вена! Столица империи, населенной разными народами.

Его слегка познабливало. Никогда Людвиг не страдал от недостатка храбрости, но город с населением в четверть миллиона подавлял его.