Один раз в миллениум

— Я прикажу Шальневу еще раз осмотреть все комнаты, — согласился Халупович.

Достав из кармана аппарат мобильной связи, он набрал номер Шальнева. И когда тот ответил, быстро сказал:

— Собери еще раз своих людей и проверь все кабинеты. Даже те, которые уже проверяли. Все шкафы, чердаки, подвалы. Собаку задействуй, если нужно. Но девочку найди. Живой…

Он взглянул на женщин и помрачнел.

— Живой, — попросил он, — только живой.

Глава четырнадцатая

Часы показывали десять минут шестого. Элга, достав аппарат мобильной связи, набрала таллиннский номер. Очевидно, она говорила с кем-то из родственников по-эстонски, объясняя, что завтра ей, возможно, придется сдать билет и задержаться в Москве. Фариза посмотрела на часы, вздохнула, но звонить никому не стала. Очевидно, она уже предупредила брата, что задержится здесь. Оксана Григорьевна по своему аппарату тоже громко по-русски сообщила, что задерживается и приедет попозже.

— Называется погуляла по Москве, — горько пошутила она, а затем обратилась к Бозину: — Где ваша следователь? Когда она наконец появится?

— Сейчас будет, — уверенно кивнул Арсений Николаевич,

— Кажется, мы теперь не скоро попадем в свои отели, — предположила Элга, взглянув на свои часики. — Этдик, — она произносила его имя именно так, выговаривая «т» перед «д», — твоя жена, наверное, очень волнуется?

— Нет, — ответил Эдуард Леонидович, — я решил, что нужно избавить ее от этих эксцессов. Сегодня утром они с дочерью улетели в Лондон. И я остался один. Можно сказать холостой, — пошутил Халупович.

— Я думаю, ты найдешь, чем заняться сегодня ночью, — язвительно усмехнулась Океана Григорьевна.

Она не успела закончить фразу, как дверь открылась и появилась Нина.

— К вам следователь, — сказала она, обращаясь к Халуповичу. — Из прокуратуры. Валентина Олеговна Линовицкая.

— Пусть войдет, — поднялся наконец с дивана вялый Халупович. — Мы ее ждем.

Нина вышла, а в кабинет вошла молодая женщина. На вид ей было не больше тридцати. Открытое приятное лицо, внимательный взгляд, светло-каштановые волосы со смешной челкой, полноватые губы. Дронго подумал, что симпатичные женщины обычно не задерживаются на небольших должностях в административных органах. Их либо выдвигают на руководящие должности, либо создают такие условия, что они сами уходят. На Линовицкой был темно-синий прокурорский костюм с юбкой чуть выше колен. Стройные, красивые, но чуть полноватые ноги. Очевидно, она вообще имела склонность к полноте, хотя и сохраняла стройную фигуру. Дронго посмотрел на ее обувь. Пожалуй, размер был несколько великоват, если учесть ее рост. «Не меньше сорокового размера», — подумал он. Интересно, что женщины обычно комплексуют по этому поводу. И любая из них яростно утверждает, что носит только тридцать девятый размер, соглашаясь даже на тридцать девять с половиной, но ни в коем случае не переходя на сакральное число «сорок». Хотя, наверное, глупо комплексовать по поводу своих ног. Если даже они некрасивые. Быть недовольной своими ногами — значит быть недовольной своей судьбой. А это так же глупо, как сетовать на солнечный свет.

У Дронго был сорок шестой размер ноги, и он никогда не комплексовал по этому поводу Наоборот, он всегда покупал обувь на полразмера больше, чтобы чувствовать себя более комфортно. Вошедшая ему сразу понравилась. Он угадал в ней тот внутренний стержень, который ему всегда нравился в людях. У нее были умные внимательные глаза. Взглянув на Халуповича, она кивнула ему в знак приветствия и прошла к столу.

— Здравствуйте, — поднялся навстречу ей Бозин, — это я вам звонил. Я — Бозин Арсений Николаевич. Спасибо, что приехали.

— Добрый вечер, — она села напротив женщин рядом с Бозиным и внимательно всех оглядела. Потом обернулась к стоявшему у двери Халуповичу:

— Мне сказали, что вы хотели бы изменить свои показания? — спросила она. — Я не думаю, что это самая удачная ваша шутка, Эдуард Леонидович.

«Похоже, он перестарался», — понял Дронго. Увидев перед собой молодую симпатичную женщину, он начал шутить, заигрывать, в общем, вел себя как обычно, забыв о ситуации, в которой оказался. И, конечно, сорвался, не выдержав до конца своей роли. И она поставила его на место. Судя по всему, ока еще не нашла себе «покровителя» в органах прокуратуры. Возможно, и не искала. И, конечно, ее раздражали в Халуповиче и его вызывающе нарядные галстуки, и дорогие костюмы, и запах парфюма. И его богатство. Как объяснить этой женщине, что он не жулик, а обычный коммерсант? Как внушить ей, что не все богатые — мерзавцы и воры? «Похоже, подобный стереотип еще долго будет довлеть над общественным сознанием в этой стране», — подумал Дронго.

— Это не шутка, — выдохнул Халупович, — я сегодня хотел вам рассказать, но не решился. И теперь после случившегося я хочу сделать чистосердечное признание.

— Вы отравили вашу домработницу? — спросила следователь, доставая диктофон.