Читаем Один сезон в тайге полностью

Какая-то из собак подбежала к нам, начала с любопытством разглядывать нас и наши вещи. Сергей не преминул спросить у неё, где тут живёт Индюков. Собака приветливо замахала хвостом, потом то ли от смущения, то ли оттого, что у неё  зачесалось в ухе, тряхнула несколько раз головой. Это было так к месту, что мы расхохотались. Дворняга обиделась и убежала.

Вскоре в посёлке стали просыпаться люди, появились на улице, и нам сразу показали, где живёт Индюков.

Он оказывается кудрявым, невысокого роста молодым человеком, очень приветливым и очень энергичным. Знакомимся и вскоре переходим на «ты». Володя быстро заражается нашей горячкой, когда мы излагаем ему наши цели и делимся тревогой по поводу опоздания. Он подтверждает, что весна сумасшедшая и наступила раньше обычного чуть ли не на месяц. Лёд на реке прошёл двадцатого апреля.

― Старожилы такого не помнят! ― произносит Володя сакраментальную фразу, по поводу которой какой-то остряк когда-то съязвил, что, мол, старожилы на то и существуют, чтобы чего-нибудь не помнить. Упоминание о старожилах и сумасшедшей весне несколько оправдало наше опоздание, но положение дел от этого не изменилось.

Индюков советует нам ехать на Сывъю. Это маленькая речка, левый приток Кожима. На моторке туда ехать часа три-четыре против течения. Ну что же, Сывъю, так Сывъю. Необычное название для русского уха. И не удивительно, ведь здесь страна коми.

У Володи сегодня рабочий день, поэтому выезд планируем на ночь. Днём покупаем продукты, переупаковываем груз и переодеваемся по-полевому.

Когда солнце касается горизонта, мы уже возимся у моторной лодки на берегу Кожима, стараясь чем-нибудь помочь Володе: его мотор «Вихрь» после зимней консервации что-то не заводится. Тут же участливо заглядывает в лодку здоровенная, похожая на волка лайка ― индюковский кобель с совсем не собачьим и каким-то скользким французским именем ― Люсьен.

Отбиваемся от комаров. Вот она, первая неприятная особенность таёжной весны. В тундре мы привыкли весной блаженствовать в бескомарье, а тут беспардонное двукрылое племя уже заявляет о своём праве на нашу кровь. Со злостью мажемся «Дэтой» ― помогает.

Когда мы отчаливаем от берега, солнце уже всходит. Ночи не было: до Полярного круга всего какая-то сотня километров.

Величественные, нависающие над водой скалы проплывают мимо нас медленно-медленно, хотя относительно стремительно текущей воды мы очень даже быстро мчимся. Люсьен долго бежит по берегу, временами далеко опережая нас. После нескольких грозных окриков хозяина он нехотя останавливается, но не поворачивает домой, как приказано, а, оглядываясь через плечо, уходит в лес. Его блудливый взгляд из кустов ясно говорит о том, что домой он пойдёт не скоро.

Устраиваемся удобнее, прикрываемся палаткой от брызг и встречного ветра. Настроение превосходное. Можно было бы и поболтать, но от мотора, ветра и воды исходит такой шум, что мы лишь изредка перекидываемся короткими фразами.

На реке птиц мало ― сизые чайки, несколько видов куликов да редкие утки. Чаще всего встречаются мородунки, небольшие курносые кулики. Они по одному и парами бегают по каменистым отмелям, кормятся, кричат своё весеннее  «куррюууу-куррюу-уу...» И так громко, что слышно даже через весь этот шум. И в самом деле, хочется закурить. Когда лодка проходит близко к берегу, мородунки нервно и часто кланяются всем телом, потом срываются с резким выкриком и легко улетают вперёд.



Едем долго. Начинает крапать дождь. Володя вдруг сбавляет газ, сворачивает к слабо выраженной заводи и глушит мотор. Мы с Сергеем выскакиваем на берег и, придерживая лодку, вопросительно смотрим на нашего извозчика: вроде бы не приехали.

― Перегревается, ― кивает он на мотор, ― остыть ему надо.

Это не так уж плохо. Пусть мотор остывает, а нам надо как раз наоборот ― согреться. Сергей, смешно размахивая руками, убегает вдоль берега, Володя лезет в мотор. Я наматываю верёвочный трос на ближайший куст, с удовольствием дрыгаю занемевшими ногами, несколько раз приседаю. Из леса доносится птичье пение. На ближайших берёзах одну за другой выдаёт свои бодрые песенки зяблик... Стоп! Зяблик? Мы изучили всю литературу по этому району. Тут, в предгорьях Приполярного Урала, не должно быть зяблика! Видимо, это ранняя весна занесла его так далеко на север. Вот и первая орнитологическая находка! Лезу в карман за дневником.

― ... съела. ― Доносится до сознания конец Володиной фразы.

― Кто съел, кого съела? 

Я оглядываюсь и вижу на берегу, покрытом жёлтой со свежей прозеленью травой, огрызки осоки.

― Это, видимо, ондатра, ― высказываю я предположение.

― Да нет, ― не согласен Володя. ― Я говорю, наверно, крыльчатку съело водяного охлаждения. Сменить надо будет, когда вернусь. А ты что, мотор не знаешь? Причём тут ондатра?

― А, мотор... Знаю, есть в нём крыльчатка, такая резиновая. Извини, я просто прослушал, ― оправдываюсь я. ― Тут зяблик, понимаешь?

― Да, погодка портится, ― кивает Володя на небо. Потом, похлопывая себя по прорезиненным штанам, добавляет: ― Надо было пододеть что-нибудь потолще, у меня тут тоже зябнет...

Перейти на страницу:

Похожие книги

Инсектопедия
Инсектопедия

Книга «Инсектопедия» американского антрополога Хью Раффлза (род. 1958) – потрясающее исследование отношений, связывающих человека с прекрасными древними и непостижимо разными окружающими его насекомыми.Период существования человека соотносим с пребыванием насекомых рядом с ним. Крошечные создания окружают нас в повседневной жизни: едят нашу еду, живут в наших домах и спят с нами в постели. И как много мы о них знаем? Практически ничего.Книга о насекомых, составленная из расположенных в алфавитном порядке статей-эссе по типу энциклопедии (отсюда название «Инсектопедия»), предлагает читателю завораживающее исследование истории, науки, антропологии, экономики, философии и популярной культуры. «Инсектопедия» – это книга, показывающая нам, как насекомые инициируют наши желания, возбуждают страсти и обманывают наше воображение, исследование о границах человеческого мира и о взаимодействии культуры и природы.

Хью Раффлз

Зоология / Биология / Образование и наука