Один шаг

На меня Галя не произвела ни малейшего впечатления, ровным счетом никакого, хотя я два года подряд почти не видел женщин. Я равнодушно смотрел на ее болтающиеся сзади легкомысленные косички, на узкие глаза и матовую кожу щек с ямочками посередине.

– Что умеете делать? – продолжал допытываться шеф.

– В молодости был слесарем. – Я ответил первое, что пришло в голову.

– Отлично.

Мне надоел этот допрос, и я стал мысленно чертыхаться.

– А если бы мне было не тридцать, а вдвое больше, и если бы сердце требовало ремонта, и если б, черт побери, я ничего не умел делать, кроме как сидеть на шее у ответственного папы? Что тогда?

Шеф снисходительно улыбнулся:

– Я бы вам посоветовал тогда воротиться этим же самолетом. Через... – он посмотрел на часы, – через двадцать пять минут... Но вместо вас полетит Галя, и вы в какой-то мере замените ее в отряде.

– Я не полечу, – сказала Галя равнодушно. Она восседала на собранном рюкзаке, как царица Екатерина Вторая, и медленно грызла семечки, которыми ее угостил пилот.

– Как «не полечу»? – Шеф сделал круглые глаза, и его очки зашевелились. – Я раньше срока вызвал самолет...

– Я поправилась, Петр Петрович. Бывает же такое, человек возьмет и поправится. – Галя обескураживающе улыбнулась.

– Сумасбродная девчонка.

– Она в него влюбилась с первого взгляда, – угрюмо бросил парень в ушанке.

– Не говорите глупостей, Роман, – поморщился шеф. Он обернулся к Гале. – Хорошо, можете оставаться. Но имейте в виду, что второй раз я для вас самолет вызывать не буду.

Я отметил про себя, что было бы совсем не плохо, если б шеф вообще отказался от авиации, а заодно и от радио... Между палатками была натянута антенна, и на ней сушились чьи-то синие трусы.

– Вам придется, – продолжал шеф нудно, – ...простите, как вас зовут?

– Борис... Борис Шевелев. – Я смешно шепелявил, потому что мне недавно выбили передний зуб в верхней челюсти, и я еще не привык к дыре.

– Вам придется, Борис, исполнять обязанности подсобного рабочего. – Шеф объявил это с таким видом, будто назначил меня лордом-хранителем печати. – Вы будете таскать в маршрутах снаряжение и геологические образцы, заготовлять топливо для костра и помогать на кухне.

Меня это возмутило, собственно, не это, а на кой черт он только что допытывался о моей профессии, если здесь нет другой работы, как быть слугой. Мне вообще часто попадает вожжа под хвост, и если б не эта вожжа, я, наверное, никогда не побывал бы на шестьдесят восьмом градусе северной широты.

– Между прочим, меня интересует, зачем в таком случае вам понадобились сведения о моей специальности? – Я вызывающе глянул в очки шефа.

Шеф пожал плечами:

– Ваша воля не согласиться. Самолет пока здесь.

Дурак все-таки этот шеф, хоть и образованный. Разве я, высунув язык, бежал к самолету только для того, чтобы в тот же день вернуться в исходную точку? Как бы не так!

– Я согласен... Петр Петрович.

– Очень хорошо... Тогда наломайте, пожалуйста, топлива на костер. Делается это следующим примитивным способом.

Шеф, не поворачивая головы, нащупал рукой деревцо карликовой березки и без видимого труда вырвал ее вместе с розовым корнем.

– Здесь нет другого топлива.

Я сразу же принялся за дело и ломал до тех пор, пока пожилой, бородатый дядька, четвертый из их компании, не буркнул, что при таком усердии я быстро изведу все карликовые леса в тундре. От всевозможных переживаний и усталости у меня болели руки, потому что, если признаться по совести, березка крепко цеплялась за свое место под незаходящим солнцем. А собственно, кому охота в расцвете лет класть голову на плаху? Может быть, этому бородатому дядьке? Или мне? Черта с два!

Потом я пытался разжечь костер. Парень в ушанке нахально хохотал (наверное, он все еще злился за девчонку), глядя, как у меня гасли спичка за спичкой, а затем гасло пламя– ветер подхватывал его и швырял в тундру, и шипящая ветка падала в мокрый, ядовито зеленый мох.

– Ни черта ты не умеешь, однако, – сказал парень, насладившись моей беспомощностью.

Я хотел было его стукнуть по бесстыжей роже, но вовремя сдержался: самолет еще не улетел, и меня могли отправить на Большую землю, если б я его ударил.

– Меня зовут Роман, – сообщил парень в ушанке, как будто меня очень интересовало его имя. Когда-то я знал одного Романа, и мы его звали Ромом, иногда Гавайским, когда хотели чем-нибудь досадить парню. Я решил, что этого Романа тоже стоит прозвать Ромом, хотя он мне ровным счетом ничего не сделал.

Ром выкопал маленькую ямку, загородил ее от ветра собственной телогрейкой, наломал коротенькие палочки, с огрызок карандаша длиной, и поднес к ним спичку. Огонь весело побежал, а Ром все клал и клал на него другие веточки, подлиннее.

– Вот так разжигают костер в ветер, – сказал он с обидным превосходством в голосе.

– Ничего, во второй раз у Бориса получится лучше, – ответил за меня шеф.