Меня разбудили настойчивые звонки телефона. Ярко светило солнце, а часы показывали двенадцать. В трубке я услышал голос Джи:
– Я сейчас нахожусь в гостях у замечательных молодых людей, на Чеховской. Если хочешь, приезжай, – и он продиктовал адрес.
Я быстро оделся и, захватив сумку, в которой хранил самые необходимые вещи: паспорт, деньги, адреса и тетради с записями, вышел на улицу, захлопнув за собой дверь.
Во дворе я встретил Сольвейг, которая выгуливала своего сынишку. Я поблагодарил ее за гостеприимство, сказал, что, возможно, вернусь вечером, и сел в подошедший трамвай. Она только насмешливо улыбнулась, а поднявшийся ветер растрепал ее роскошные волосы и взметнул вокруг стана вихрь золотой листвы.
Минут через сорок я остановился перед домом начала века, украшенным каменными дриадами и фавнами. Дверь квартиры открыл молодой человек среднего роста. Его темные волосы спадали на бледное интеллигентное лицо, а внимательные подвижные глаза говорили об интересе к жизни.
– Здесь ли находится мистер Джи? – спросил я.
Он утвердительно кивнул и пригласил войти. Просторная квартира с высокими лепными потолками была уставлена китайской мебелью, а на стенах висело несколько старинных китайских гравюр. Джи беседовал с интересной девушкой лет двадцати, стройной, длинноногой, в коротком черном платье, с темными прямыми волосами. Сидя в уютном кресле с чашечкой кофе, я лишь изредка позволял себе любоваться точеной фигурой девушки, не желая показаться назойливым мужланом. Джи увлеченно рассказывал юной грации о каком-то своем нелепом приятеле, и я тоже прислушался к его словам.
– У меня есть знакомый молодой человек, которых страстно влюбляется во всех школьных дам и при этом становится похож на Грушницкого из произведения Лермонтова “Герой нашего времени”. Когда его взгляд останавливается на красивой фигуре, его челюсть отвисает к полу, глаза подергиваются маслянистой пленкой, а лицо приобретает крайне жалкое выражение. – “Присматривай за своим нижним центром, – говорю я ему, – он тебя до добра не доведет”. – А мой приятель уже ничего не слышит, погрузившись на дно страсти. – “Учись вести себя с дамами отстраненно и бесстрастно, как Печорин”, – говорю я. – “Какой там Печорин, – отвечает он, – мне бы до Грушницкого дорасти!”
Девушка смеялась от души, я тоже поначалу улыбался, но вдруг подозрение закралось в мое сердце: а вдруг это обо мне? А Джи затейливо продолжал рассказ, безжалостно высмеивая слабые стороны своего незадачливого ученика. К счастью, он не называл имен, но мое лицо каждую минуту предательски заливалось краской.
И тут в дверь позвонили. Я облегченно вздохнул. В комнате появился странный посетитель, выглядевший весьма непрезентабельно: несмотря на то, что в комнате было тепло, он кутался в темное потрепанное пальто, брюки его были измяты, а бесцветные бегающие глаза говорили о распредмеченности внимания. Волосы его были взъерошены, а лицо выражало легкий испуг. Он мешком свалился в кресло напротив меня.
– Я тоже эзотерик, – начал он без всякого вступления, – зовут меня Федором, и я только вчера вышел на свободу.
При этих словах две симпатичные девушки встали и покинули комнату. Не обращая ни на что внимания, странный гость продолжал:
– Несколько лет назад, начитавшись эзотерической литературы, я серьезно стал медитировать на звуки духа. Ровно через месяц я услыхал таинственный голос своего учителя, раздавшийся из потустороннего мира.
Поскольку я не работал и жил весьма бедно, то стал денно и нощно просить своего наставника избавить меня от унизительной нищеты. Голос надолго замолк, но потом вдруг объявился и таинственно сообщил: “На левом склоне Печерской лавры, под огромным камнем, лежит драгоценный клад. Его зарыл старый монах, всю жизнь собиравший милостыню на храм, да так и не отдавший ее монастырю”.