Блад был видным, сильным, с огненным взглядом и мужественными чертами лица, и он понравился прекрасной молодой леди – племяннице губернатора острова. Так Блад стал рабом на плантациях ее дяди. Наступила тяжелая пора: ему приходилось сносить всевозможные оскорбления и унижения, работать до изнеможения, но сила его духа не была сломлена. На острове Блад проходил алхимическую закалку, которая и называется стадией Нигрэдо.
Джи хотел рассказывать дальше, но я возмущенно прервал его:
– Я не собираюсь проходить стадию рабства, даже если это необходимо для моей стабилизации.
– В твоем случае, – ответил Джи, – это будет, скорее всего, роль Ваньки Жукова из рассказа Чехова. За всеми ухаживать, готовить еду, мыть посуду, вовремя подавать на стол, наливать вино. Ходить в магазин за продуктами и вином; желательно уметь быстро зарабатывать на это деньги.
То, что предлагал Джи, показалось мне возмутительным и, по сравнению с историей Блада, лишенным всякой романтики.
– Мне не нравится ваша последняя фраза: деньги быстро тают в моих карманах, а мне хочется пробыть в вашем обществе как можно дольше, – стараясь казаться спокойным, возразил я.
– У меня тоже нет денег на твое обучение, – ответил Джи, и я увидел в его глазах легкую иронию. – Не пройдя стадии Нигрэдо, ученик не может удержать равновесия, и даже при малом психологическом градусе он лопнет, как мыльный пузырь. Ее никак нельзя обойти, – сказал он, глядя на меня с сожалением.
– Но я ведь уже прикасался к высшему “Я”. Может быть, проходить стадию Нигрэдо мне не обязательно?
– Это ничего не значит, – заметил он. – Каждый хоть раз в жизни способен случайно пережить мгновение высшего озарения. Но оно длится лишь секунды, а затем человек погружается в вековой сон, вновь отождествляясь со своим телом.
Ты, как обычно, хочешь попасть в Царство Небесное через черный ход. А я хочу ввести тебя в него – через традиционно-парадный.
Я понял, что мне все равно придется драить кастрюли, заниматься грязной работой и учиться быстро зарабатывать ' деньги. Тяжелая часть меня сопротивлялась всему тому, что исходило от Джи, но зов высшего “Я” с неодолимой силой звучал в душе.
Глава 4. Перекресток бесконечностей
– Куда мы сейчас направляемся? – спросил я Джи, заметив, что мы подошли к станции метро.
– Поскольку возвращаться домой нежелательно, – сказал Джи, – то отвезу-ка я тебя на “перекресток бесконечностей” – там можно провести несколько дней, пока страсти на Авиамоторной не утихнут.
– Я не понимаю, почему вы церемонитесь с этой несчастной соседкой? – снова возмутился я.
– Ты еще не знаком с коммунальными боями, которые всегда оканчиваются в пользу дотошных скандалисток – это ведь составляет неотъемлемую часть их жизни. Когда мы боремся с чем-то во внешнем мире, мы отождествляемся с этим, вбираем в себя чужие вибрации и в итоге проигрываем, растрачивая свет своей бессмертной души.
В этот момент в его глазах отразилась таинственная пустота вечности, во всей своей многозначности. Мой ум застыл в безмолвии, и я увидел, насколько ничтожны земные проблемы по сравнению с необъятной Вселенной.
– Что означает “перекресток бесконечностей”? – спросил я, когда мы на эскалаторе спускались в метро.
– В этом неприметном для посторонних людей месте существует невидимая дверь в иные измерения, и тот, кто готов, может проникнуть сквозь нее в неведомый мир Зазеркалья.
– Можно ли мне войти в нее?
– Это так же непросто, как верблюду проникнуть в игольное ушко.
– Вы хотите сказать, что, по сравнению с вами, я похож на верблюда? – спросил я обиженно.
– Может быть, для меня ты все-таки человек, но с точки зрения Стражей Порога высших миров ты определенно верблюд.
Я прикусил от досады губу, не найдя что ответить. Мне была неприятна мысль, что кто-то видит меня верблюдом.
Тем временем мы оказались у Курского вокзала. День выдался по-летнему жарким. На платформе толпились грибники с корзинами и дачники с рюкзаками и тележками. По их разморенным жарой лицам было понятно, что их не волнуют мысли о Просветлении. Мы направились к пригородным кассам, обходя стороной толпу, и вдруг наткнулись на маленькую сморщенную старушку, одиноко стоящую у стены с протянутой рукой. В этот миг сердце мое сжалось; я было опустил руку в карман, но моя жадность протащила меня мимо. Джи остановился и, неторопливо порывшись в карманах, подал ей гривенник. “А ты пожадничал”, – робко напомнила мне проснувшаяся совесть, но гордыня властно парировала: “Ты что, дурак, возвращаться назад и позориться? Джи подал за вас обоих!” Покачиваясь от немощи, словно божий одуванчик, старушка шептала Джи благодарственную молитву. А люди проходили мимо, так же как и я, не обращая на нее внимания.
– Перед Богом все мы находимся в положении этой старушки, все мы бедные, все мы нуждаемся в Его милости, – сказал задумчиво Джи, не глядя на меня.