До опорного пункта Грицько и Степан добрались минут через сорок. Село не слишком большое, но все дома малоэтажные, улиц много, вокруг садочки, дорогу спросишь — посылают куда угодно, только не туда, куда надо…
Нужное здание отыскалось на самом краю Крыжодуповки, за решетчатым палисадником, в окружении покрытых снегом деревьев. Внутри было жарко натоплено. Грицько даже удивился. За последние несколько лет все уже как-то привыкли к непрекращающейся холодрыге — незалежные власти героически боролись с газом «агрессора», и горячие батареи пали в этой неравной борьбе одними их первых.
За перегородкой с окошком сидел какой-то дедок. Проход во внутренние помещения перекрывала стальная дверь.
— Гей, дид! А ну, видкрывай! — громыхнул Степан прикладом по двери.
— Що хочуть збройные паны?
Гриц сунул в окошко бумагу:
— Дывысь!
Старикан нацепил на нос очки и начал читать:
— Григорий Павлович Палывода… назначается… начальником полиции н. п. Крыжодуповка… Степан Тарасович Чупрун… заместителем по общественной безопасности… Ага, понятно.
Щелкнул замок. Дверь отворилась.
— Прошу, шановные паны. Це теперь ваше, — дед освободил место перед конторкой и отступил в сторону. — Тилькы, ежелы що, прошу пидтвердыты, що новому начальству опор не чиныв.
Грицько уселся в обитое дерматином кресло и, грозно насупив брови, посмотрел на переминающегося рядом дедка:
— Хто такый?
— Иммануил Кривогуз, дежурный смотритель… эээ… то есть, эта… черговый доглядач.
— Кажи по-москальски, мы зрозумием, — барственно разрешил Палывода.
— Спасибочки, пан начальник. Тут дило такое, трохи и ошибиться можно, — зачастил Кривогуз. — Крыжодуповку нашу ажно двадцать три раза освобождали. Вы, стало быть, двадцать четвертые.
— И що? — не понял Грицько.
— Дык, текучка, однако, — смущенно развел руками смотритель. — Тилькы один начальник прийде, тильки вникнет — хоп! — и нету его. Новая влада у мисти. Так и живём.
— Теперь все буде по-иншому, — внимательно оглядывая помещения, заметил Степан. — Пан-отаман Кукиш — це надовго.
— Дык, я и не спорю. Надолго — это хорошо, но, ить, дело не в этом.
— А в чому?
— Народец у нас вороватый. Как смена влады какая, так сразу шукають, где що потырить. А полиция — это, ить, самое лакомое. Дрова е, печка е, хавчика целый погреб, оружейка опять же. Ось и доводыся мни за ентим доглядывать, покуда новая влада начальника сюды не прызначить. И арестанты, це тоже морока. Йих же кормить треба и охраняты, инше сбегуть.
— Ух ты! У вас тут и арештанты е? — восхитился Чупрун.
— А як же. Усё чин по чину. Ось и журнал, и печать, и ключи от збройовой и от сейфа… — приговаривал дед, вытаскивая откуда-то бумаги, ключи, печати…
— А що в сейфи? — вычленил Палывода «самое главное».
— Ну… там это… — неожиданно «засмущался» смотритель.
— А ну-ка, побачимо, що у нас там, — Грицко сгрёб со стола ключи и направился к притулившемуся в уголке сейфу. — Ось це та-ак! Це мы удачно зайшлы.
— Дило, — осклабился подошедший поближе Степан.
Спустя полминуты объемистая бутыль горилки уже стояла посреди стола, а довольный Чупрун нарезал ломтиками жирный шмат сала, нашедшийся в том же сейфе.
— Гарно, — выдохнул Палывода, приняв на грудь первую стопку. — Так що ты там говорив щодо арештантив?
— Задержанных, — поправил нового начальника Кривогуз. — Ось тут в журнале всё и запысано.
Он раскрыл потертый гроссбух и ткнул пальцем в нужную строчку.
— Задержан… неизвестный… сильное алкогольное опьянение… дата… запрос…
Грицько брезгливо оттолкнул от себя журнал:
— Що ты мени всяку погань суёшь? Бомжив чи що трымаете? Скилькы их тут у вас на казенных харчах-то? Двоэ, троэ?
— Двое, как есть. Один неделю сидит, другой сутки.
— Значить, так, — Палывода опрокинул ещё одну стопку, шумно выдохнул и хлопнул рукой по столу. — Той, якый тыждень, нехай ще посыдыть. А якый добу, гнать в шыю.
— Амнистия йому вид новой влады, — заржал Чупрун. — Давай його сюды, з вещамы на выхид…
Новоиспеченные полицейские успели опростать треть имеющейся горилки, когда Кривогуз представил пред их начальственные очи одного из задержанных — коренастого мужичка неопределенного возраста, с бегающими глазами, в мятых штанах и выцветшей кацавейке.
— За що сидишь, хлопець? — вперив в него мутный взгляд, поинтересовался Грицько.
— Порушення громадського порядку, — грустно вздохнул сиделец.
— О! Це по твоий частыни, — хохотнул Палывода, поворачиваясь к напарнику.
Чупрун икнул, кивнул и грозно нахмурился на задержанного:
— Ще порушуваты будешь?
— Ни, ось ти хрест, — скоренько перекрестился тот.
— Видпущен по амнистии. Пишов вон, — махнул рукой замначальника Крыжодуповского полицейского отделения.
Через секунду амнистированного как ветром сдуло.
— Може, я тоже до дому пийду, панове? — попросил Кривогуз. — Типа, пост здав, пост прийняв, а?
— Видпустымо? — посмотрел Грицько на Степана.
— Нехай хавчика ще з погребу прынесе и йде куды хоче.
— Это мы мигом, — ухмыльнулся «смотритель»…
На следующее утро Грицько проснулся от того, что кто-то настойчиво теребил его за воротник.
— Вставайте, панове. Вставайте, а то не успеете.