Глава кабинета протянул руку к стоящему рядом столику. Скрипнула пробка, звякнул бокал, забулькала наливаемая в него жидкость. Премиальный «Jim Beam» двенадцатилетней выдержки, цена — семьдесят долларов за бутылку. Трамп знал, какую марку «бурбона» предпочитает Дэниэл Коутс. Сегодня он стал настоящим героем дня — такую сделку сумел обеспечить. Не отметить успех было бы непростительно.
Минуты четыре хозяин и гость молча наслаждались благородным напитком и смотрели на пылающие в камине поленья. Текущая вода, горящий огонь, плывущие в небесах облака. Три вещи, на которые можно смотреть бесконечно. Злые языки поговаривают, что четвертая — это когда другие работают, но, на самом деле, это не так. Четвертая — это похрустывающие при пересчете купюры, пусть даже виртуальные.
Главы Центральных банков одиннадцати латиноамериканских стран, включая крупнейшие — Бразилию, Мексику и Аргентину, собрались в Вашингтоне, чтобы решить главный вопрос: как выгоднее продаться показавшим реальную силу Соединенным Штатам — за дорого, по дешёвке или вообще за бесплатно? Переговоры длились около трех часов. Суровые гринго «великодушно» позволили неистовым гаучо и капоэйрос сохранить лицо — обобрали их не до нитки, а лишь до последней рубашки. Наверное, чтобы было потом, куда поплакаться, по приезде на родину.
Заключенное соглашение передавало Федеральной Резервной Системе блокирующие пакеты в капиталах всех Центробанков. Взамен латиноамериканцы получали от ФРС кредитование «специальных прав заимствований» на общую сумму около двух триллионов долларов. Разумеется, новых, «очищенных» от прежних европейских, азиатских и прочих долгов и взысканий. Новая резервная валюта предполагала свободный обмен и неограниченное хождение во всех странах Западного полушария. Контроль над финансами почти половины мира полностью переходил к США…
— Кстати, совсем забыл, — Коутс отставил бокал и прищелкнул пальцами. — Тут к тебе на приём один человечек напрашивался. Утверждал, что он президент этой, как её… Украины что ли?
— Чего ему надо? — Трамп взял кочергу и лениво пошевелил в очаге.
Разворошённые угли отозвались язычками пламени.
— Денег, естественно, — пожал плечами разведчик. — Говорил, что готов возглавить европейское направление против России.
Президент сморщился так, словно ему в рот попала какая-то гадость.
— Гони его в шею. Этот придурок профукал всё, что возможно. В европейских делах от него только вред.
— А в наших?
— В каких?
— Ну… кое-какие страны еще артачатся. Гондурас, например. Их приглашали, они не приехали. Нехорошо получается.
— Гондурас, говоришь? — Трамп ненадолго задумался. — Ну что ж, мысль интересная. Можно попробовать. У них там, по-моему, какие-то выборы намечались?
— Понадобится, устроим. Новый президент им там не помешает.
— Это верно. Страна, в принципе, неплохая.
— Была.
Оба «динозавра», один от бизнеса, второй от политики и разведки, сдержанно посмеялись и вновь подняли бокалы с бурбоном.
— Значит, за Гондурас?
— За наш Гондурас…
Майдан — это площадь. Просто площадь и ничего больше. На ней торгуют, по ней гуляют, ездят машины, весной на ней трескается асфальт, осенью её заливают дожди, летом заносит пылью, зимой она может превратиться в каток, из-за неё постоянно болит голова у коммунальщиков и дорожников. Тот смысл, который ей придают некоторые особо «упоротые», появляется только тогда, когда на ней собирают ничего не соображающую толпу…
— Жители Крыжодуповки! Громадяны! Радый повидомиты, сьёгодни вы сталы вильнымы! Це кажу вам я, отаман народной повстанськой армии Симон Кукиш.
Выступающий на секунду прервался, явно пытаясь припомнить, что в таких случаях говорят с высоких трибун, но в результате просто махнул рукой и закончил свой спич привычным:
— Слава Украине!
— Героям слава! — нестройным хором ответили ему два десятка бойцов, зорко следящих за «добровольно» пришедшими на толковище гражданами (мало ли что, вдруг сбегут?).
— Шабаш. Дальше сами, — негромко бросил пан-атаман, спускаясь с трибуны.
Парочка «специально подготовленных» болтунов тут же рванула наверх к «микрофону». Проводивший их взглядом Грицько неодобрительно покачал головой. И он, и его друг Степа Чупрун терпеть не могли этих двоих — Шварка и Флигеля. Как только какая-нибудь заварушка, их днем с огнем не найдешь, а как пожрать или выпить, так словно из-под земли вырастают. Иосиф Шварк и Давид Флигель. Повстанцы, итить…
— О, Гриц, — заметил Кукиш бойца и поманил его пальцем. — Ты-то мне и нужен.
— А що я? Я ничого. Казалы стояты. Я и стою, як уси… — на всякий случай начал оправдываться Палывода.
— Тьфу! Дурень! — чертыхнулся начальник. — Я не об этом. Ты вот что. Бери-ка Степана и дуй в местный опорный пункт…
— Куды дуты? — не понял Грицько.
— В полицию местную, вот куды.
— Нащо?
— Хрен в харчо! — рявкнул пан-атаман так, что Гриц аж присел. — Вот те цидуля, в ней всё написано. Выполнять!..