Один шанс из тысячи

Все запасались топливом, продовольствием и переходили в расчетах друг с другом с «живых» денег на бартер. Сотовая связь пока что работала, но покрытие сужалось всё больше и больше. В интернете присутствовал только российский сегмент. Эфирное телевидение показывало всего шесть каналов, зато радио, в том числе, проводное, переживало настоящую реинкарнацию. До девяноста процентов контента составляли новостные программы. Люди слушали новости постоянно, с неослабевающим интересом. Любые сведения о происходящем в стране и мире были сейчас на вес золота. Жизнь вокруг менялась, словно в калейдоскопе. Куда-то исчезало привычное, а новое появляться не торопилось. А если и появлялось, то чаще всего со знаком минус.

За рубежом, если верить официальным источникам, творилось чёрт знает что. Старые связи и договоренности разрушались одна за другой, на первый план выходила голая сила. Кто сильней, тот и прав. Это правило было справедливо и раньше, но сегодня с него слетел всякий налёт дутого гуманизма. Европа всё глубже погружалась в цивилизационный кошмар. Соединенные Штаты распадались на части в режиме реального времени. Дикое поле на месте соседней Украины уже никого не удивляло и не волновало. В Азии сильные государства сменялись кровавыми режимами местечковых султанов, царьков и раджей. Про Африку и говорить нечего. Условные «хуту» резали условных «тутси» по всему континенту, с радостным упоением, словно это являлось единственной целью их существования на планете.

Верить или не верить официозу, каждый решал сам. Странно, но факт — многочисленные гуру отечественного интернета интерпретировали большинство новостей в выгодном для власти ключе: граждане, сохраняйте спокойствие и порядок, или вся наша трудная, сложная и совершенно невыносимая жизнь превратится и вовсе в кромешный ад…

Трифонов в своем доме спокойствие и порядок сохранял и поддерживал. Возился со схемами, выписывал формулы, вычерчивал графики, слушал висящую на стене «тарелку». Старый однопрограммный радиоприемник он отыскал в чулане. Главное достоинство этого аппарата заключалось в том, что он не требовал электроэнергии: что есть в слаботочке, тем и «питался».

Бубнеж диктора служил неплохим фоном для научной работы. По крайней мере, так меньше чувствовалась оторванность от людей и от жизни. Слушая новости, да и просто человеческие голоса, Трифонов воображал, что он не один и что его работа и вправду востребована. Даже если не будет значимых результатов, даже если он не найдёт, кто устраивает эти чёртовы сдвиги и как с ними бороться…

Во время декабрьского катаклизма, когда Алексей и сам едва не погиб, установленный на даче регистратор зафиксировал странный энергетический всплеск не только в направлении сдвига, но и по другим направлениям. Попытки нанести их на карту и выяснить, как развивались события и откуда (или куда, через какие точки) наносился удар по ЦИАНТу, закончились полным провалом. Логики или просто зацепки Трифонов в результатах не обнаруживал. Теоретические изыскания приводили к таким же выводам: хрен знает, что там на самом деле произошло. Единственное, что не вызывало сомнений — это тот факт, что катастрофа случилась во время или сразу же после эксперимента с флибром. Избыточное давление, поглощение энергии, интрузивное сжатие, слияние образцов, разрушение внутриатомных связей, спонтанное излучение… Что это? Повод? Причина? Стечение обстоятельств? Ответы мог дать только новый эксперимент. Но его требовалось подготовить. Причем, самым тщательным образом…

От телефонной трели Трифонов чуть не подпрыгнул — настолько неожиданным показался ему этот звонок. Звонил доктор Свиридов. Увидев, кто абонент, Алексей мысленно чертыхнулся. Как же он мог забыть⁈ Сам же ведь собирался… Ещё вчера…

— Лёша, привет. Как дела? Жив?

— Привет. Да вроде нормально. Живой.

— А я тебе вот что звоню. Ты бы не мог сегодня приехать? Где-нибудь до четырех, до пяти.

— С Лизой всё плохо, да?

— Ну-у, не совсем. Тут дело другое. По телефону не объяснишь.

— Я понял. Буду… часа через полтора.

— Жду…

В клинику Трифонов прибыл даже немного раньше, чем обещал.

Часы показывали половину четвёртого.

Свиридов встретил его у себя в кабинете. Вид у доктора был немного смущенный.

— Ну? Выкладывай, что случилось.

— Ты понимаешь, Лёш. Тут у нас разные пертурбации намечаются…

Павел внезапно замялся, словно собирался сказать что-то не слишком приятное или вообще неприличное.

— Урезали фонды? — догадался учёный.

Доктор грустно вздохнул.

— Ну да. Что-то вроде. Институт переводят из Москвы в Балашиху. Половину программ закрывают, больных распихивают по другим клиникам…

— Значит, и Лизу тоже?

Свиридов отвёл глаза и молча кивнул.

— Лечебный курс она не закончит, так?

— Если её переведут в хоспис, то не закончит. Никто не возьмет на себя такую ответственность. Но это, если действительно в хоспис.

— А что, имеются варианты? — подался вперёд Алексей.

— Имеются.

— Какие?

Мужчины игрались в гляделки секунд пятнадцать. Потом Павел сунул руку под стол и вытащил оттуда медицинский контейнер из нержавейки.