Один триллион долларов

– Я где-то читал, не помню. О сходстве между сегодняшними концернами и структурами владычества в Средние века. Например, ты – король, я твой канцлер, наши директора – герцоги, которых ты назначил, и так далее вплоть до последних сотрудников, твоих подданных. – Он сделал жест от пола к потолку: – Это – твоя крепость, охраняемая храбрыми рыцарями, так? У тебя есть своя коммуникационная система, и если подумать, что во всех наших столовых, на всех фирменных бензоколонках и так далее можно расплачиваться карточкой фирмы, то даже собственная финансовая система. И в то время, как вокруг опустошаются ландшафты и рушатся нравственные устои, в то время, как варвары придвигаются к границам и повсеместно тлеют кризисы, ты и другие короли продолжаете строить свои королевства, нарастает ваше могущество, пока прежняя великая империя – тогда Рим, сегодня, возможно, Америка – приходит в упадок, и вы устанавливаете в мире новый порядок.

– А что, – зачарованно воскликнул Джон. – Не так уж и глупо! – Перед его внутренним взором возникли неприступные стены монастырей, рыцари в доспехах и многоцветные торговые караваны. Он прямо-таки ощутил на своих плечах горностаевую мантию.

– Да? – улыбнулся Пол и грустно добавил: – Но Средневековье – это значит мрачные столетия невежества, полные войн, эпидемий и страдания. Может, пока не поздно, нам надо основать ряд монастырей, в которых сохранится хотя бы сегодняшний уровень знания. Раз уж свобода и демократия после короткой поры расцвета снова обрушиваются в феодализм.

Джон кивнул, находясь под сильным впечатлением.

– Да, – сказал он. – Может, так мы и сделаем. – Его взгляд устремился вдаль над крышами города. Окружающие башни вдруг показались ему похожими на зубцы вражеских крепостей, улицы внизу были как бастионы и ходы вдоль крепостных стен. Туман казался дымом сражений. – Какая мысль…

Впоследствии он не мог сказать, что послужило толчком. Внезапно он закаменел, что-то внутри него судорожно сжалось, так, будто кожица поверх раны его души все-таки лопнула, и изнутри полилось то, что давно копилось, и этот поток затопил его валом видений, идей и чувств. Наверняка в том, что сказал Пол, скрывалось какое-то ключевое слово, которое толкнуло ассоциативную цепочку, неудержимую, как ряды падающих костяшек домино, и в то время, как это происходило, раскололось все его окружение, раскололо его самого и сложилось заново, из тех же частей, но упорядоченных по-новому, лучше, впервые правильно с тех пор, как он научился думать. Будто лавина из тысяч деталек паззла обрушилась на него, чтобы лечь готовой картинкой. Больше не нужно было напрягаться, потому что все усилия уже были давно сделаны, оставалось лишь втянуть голову в плечи под ударами лавины и задержать дыхание.

– Теперь я знаю, – горячо прошептал он. И продолжал окаменело сидеть, не сводя глаз с окна, с далекого здания, со светлой точки в нем.

– Что-что? – спросил Пол.

– Я знаю, что мы должны делать. – Он продолжал оставаться неподвижным, потому что малейшее движение могло спугнуть это видение.

Пол наклонился вперед и с опаской присмотрелся к нему.

– Что мы должны сделать? – повторил он.

– Чтобы исполнить предначертание.

– Джон, тебе не кажется…

– Это очень просто. Совсем просто. И как мы только раньше не додумались.

– О, – Пол озадачился. Некоторое время он смотрел в пустоту перед собой, тогда как Джон продолжал фиксировать дальнюю светящуюся точку в темноте. И, наконец, спросил: – И что же?

И Джон сказал ему. Сказал, что нужно сделать.

Когда он закончил, в зале была тишина, как будто воздух застыл. Джон очнулся из своего оцепенения, нашел взгляд Пола и заглянул в его большие, недоверчиво устремленные на него глаза.

Впервые в жизни ему удалось поразить Пола Зигеля.

46

Нью-Йорк, центр вселенной, столица мира. Первый по-настоящему теплый весенний день сиял над городом на Гудзоне, поднимая пар из сырых ущелий улиц и заставляя стеклянные башни Манхэттена светиться далеко над Атлантикой. Можно было подняться на крышу Всемирного торгового центра и полюбоваться свежевымытым миром, не опасаясь, что ледяной ветер или дождь прогонит вас назад, под крышу.

Никто из тех, кто видел, как знаменитый белоснежный самолет с темно-красной fна хвосте – который не спутаешь ни с каким другим – снижается над аэропортом Джона Ф.Кеннеди, не удивился и ни о чем особенном не подумал. Машина прилетала в Нью-Йорк довольно часто и уже примелькалась.

– Moneyforce One,вам разрешена посадка.

Никто не догадывался, что на сей раз Джон Фонтанелли прилетел для того, чтобы изменить мир.

* * *

Здание Организации Объединенных Наций на Ист-Ривер – открытое и приглашающе расположенное, построенное по идее архитектора Ле-Корбюзье – и по сей день излучает величие и оптимизм. Тем не менее каждый входящий сюда имеет при себе особый световой пропуск, который выдается лишь после строжайшей проверки, а вся ноша подлежит педантичному досмотру. Вооруженной охраны, просвечивающих приборов и металлодетекторов не миновать никому.