Один в Антарктике

Форбэш лежал в снегу, засунув руки под мышки, свернувшись в тугой клубок и дыша так тяжело, что он понял: долго ему не продержаться и все его тело разнесет ветром на части, подобно раме, разбитой в щепы. Тут он вспомнил (боже, я еще что-то помню!) про свой ледоруб и принялся скрючившись искать его, шаря в снегу. Левый локоть он прижал к глазам, а ладонь спрятал под мышку. Свободной рукой он разгребал снег, счищая его с обжигающего металла шеклтоновских жестянок с овсяной мукой и тушенкой. Отыскав наконец меж них свой ледоруб, он прижал его к груди, обжегши правую щеку ледяным его острием.

Шатаясь и падая, он добрался до подветренной стороны хижины, пройдя мимо старых саней, которые словно вкопанные по-прежнему стояли в углу, мимо двери, так безнадежно засыпанной снегом. (Теперь мне не попасть внутрь. Боже, что я наделал! Ну, и плевать, плевать! Но как, все-таки, я попаду внутрь?), мимо крохотной кладовки в северо-западном углу дома и таблички с запрещением курить в историческом здании, мимо гаража. Он перелез через стульчак, занесенный снегом, через рулевую колонку автомобиля, через собачью конуру и под конец очутился среди пожелтевших, обветрившихся кип сена, выложенных вдоль подветренной стены. Веревка оказалась чересчур короткой. Она, видно, за что-то зацепилась, и ему никак было не добраться до окна. А нож куда-то запропастился. Но куда, куда? Где же этот нож, который я ношу с собой с тринадцати лет? Я его купил на все свои сбережения и никогда с ним не расставался. Где же он? Никак не развязать этот узел, где же он, где мой нож, только не теперь, о боже, где же он, ах вот, в руке, держи его крепче, не потеряй, убери в сторону, теперь разрывай сено, отодвинь его, подползи, орудуй ледорубом, расковыряй кипы, а теперь пройди еще подальше, пни по раме, сильней, еще сильней, не ушибешься (ааах!), теперь держись крепче, ударь ледорубом, не бойся, падай, голова будет цела, ведь на ней шапка.

Форбэш лежал под столом среди осколков бутылочного ксилофона «Пингвин-мажор», уставясь на клубы снежной пыли, проникавшей сквозь подветренное окно и прислушиваясь к шипению ветра в юго-западном окне и шороху поземки. Он видел, как сквозь ничтожные щели, оставшиеся в щите, закрывавшем юго-западное окно, медленно сеял снег и, точно мука из сита, оседал на полу. Ему вспомнилось, как в детстве он просеивал для матери муку, когда она собиралась что-то испечь. Метель почти утихла.

* * *

Форбэш проснулся, ощущая боль в ладонях и колене. Ярко светило солнце, все кругом было спокойно. Спальный мешок был засыпан снежной пылью, которая забилась в бороду и щекотала ноздри. В разбитое северное окно дуло, поэтому он поднялся и закрыл его картоном от коробок из-под пива. Потом стерильным бинтом забинтовал пальцы и волдырь на обмороженном колене и снова улегся спать.

В восемь утра Форбэш, этот неустрашимый музыкант, вызывал базу Скотт. Его услышал радист Алекс Фишер, настроивший приемник на аварийную волну полевых партий. Хриплым, возбужденным голосом Форбэш спрашивал, нет ли рядом Старшота. Нет. Старшот как раз надевает анорак, чтобы на тягаче оттащить груженые сани к собачьим упряжкам.

— Тогда попроси его захватить с собой бутылок. Бутылок. Передаю по буквам. «Б» — балда. «У» — урод. «Т» — темнота. Ах, понял? То-то. Прием.

— Перехожу на прием. Бутылки есть. Но какие именно нужно? И на кой они тебе хрен?

— Нужны бутылки, Алекс. Дюжины три и разных размеров. И еще стаканы для виски. Пусть Стар стащит штуки три на камбузе. Три. Прием.

— Ладно, Дик. Ладно. Ты хочешь, чтобы Стар притащил три дюжины бутылок и три стакана. Как ты поживаешь? Как поживаешь? Прием.

— ZLQ, у меня все в порядке. Все в порядке. Нет ли у вас чего-либо для меня?

— Как ты пережил пургу, Дик? Повреждений много?

— Нет, Алекс. Сущие пустяки. Передай Стару, чтоб не забыл захватить пиво. Пиво, Алекс.

— Ладно, Дик, передам. Мы тут о тебе беспокоились. У нас ветер достигал девяносто пяти узлов, а на посадочной площадке скорость его доходила до сотни. Тебе, наверно, тоже досталось. Как теперь у тебя? В порядке? Прием.

— В полном. Пусть Стар захватит с полдюжины пакетов первой помощи и несколько повязок от ожогов. Ладно, Алекс? Тут было не так уж страшно. Не так уж плохо. Просто очень скучно. Трое суток никуда не вылезал. У меня все, Алекс. Говорит ZLYR с мыса Ройдс. Вызываю ZLQ с базы Скотт. Прием. Сеанс связи закончен.

— Все ли у тебя в порядке, Дик? Все ли в порядке? Вызываю ZLYR, вызываю ZLYR. Куда ты исчез, черт возьми? Идиот.

Алекс Фишер сообщил о разговоре руководителю, а тот сказал, что Форбэш выдюжит: «Парень что надо, этот Форбэш. Правда, он всегда был чуть тронутый».

Старшот погрузил на свои сани бутылки, пиво и индивидуальные пакеты. «А ну, родимые!» — произнес он, и собаки натянули постромки. «Тронули!» — крикнул он, и упряжка понеслась. А Форбэш снова улегся в постель.

* * *