Читаем Один в Берлине (Каждый умирает в одиночку) полностью

– А ведь правда, – сказал он, – об этом я не подумал! Хотя он, по-моему, не обратил внимания. На улице ни души. За нами никто не идет. На Фон-Айнемштрассе он, конечно, будет искать напрасно, но к тому времени мы давным-давно будем сидеть у Хефке.

– Знаешь, Отто, теперь я тебе скажу: давай не пойдем к Ульриху. Теперь у меня такое чувство, что день нынче неудачный. Поедем домой. Открытки я разнесу завтра.

Но он с улыбкой покачал головой:

– Нет-нет, Анна, раз уж мы здесь, давай все-таки их навестим. Мы же договорились, в последний раз. Вдобавок мне не хочется именно сейчас идти на Ноллендорфплац. Чего доброго, опять встретим этого доктора.

– Тогда хотя бы открытки отдай мне! Не хочу, чтобы ты сейчас нес их в кармане!

Поначалу он заупрямился, но потом отдал ей обе открытки.

– Вправду нехорошее воскресенье, Отто…

<p>Глава 39</p><p>Третье предостережение</p>

Но затем, у Хефке, они совершенно забыли о своих дурных предчувствиях. Оказалось, их действительно ждали. Молчаливая невестка тоже испекла пирог, а когда оба пирога были съедены и выпит суррогатный кофе, Ульрих Хефке достал бутылочку шнапса, подарок коллег с предприятия.

Они не спеша с удовольствием пили маленькими рюмочками уже непривычный напиток и в результате развеселились больше обычного, стали разговорчивее. В конце концов – бутылка уже опустела – маленький горбун с кроткими глазами запел. Он пел церковные песнопения, хоралы: «Достойно быть христианином» и «Прииди ко вратам твоим, будь гостем у меня», все тринадцать строф.

Пел он звонким фальцетом, внятно и благочестиво, Отто Квангель и тот словно бы вернулся в детство, когда такие песнопения что-то для него значили, когда он еще наивно верил. В ту пору жизнь была проста, он верил не только в Господа, но и в людей. Верил, что слова вроде «возлюби врагов твоих» и «блаженны миротворцы», что такие слова имеют на земле силу. С тех пор все изменилось, и определенно не к лучшему. В Бога никто уже верить не мог; невозможно, чтобы добрый Господь допускал такой позор, какой ныне царит на земле, а что до людей, до этих негодяев…

Горбатый Ульрих Хефке пел чистым высоким голосом:

– Ты человек и ведаешь о том, зачем тогда стремленья…

Но приглашение остаться на ужин Квангели скромно отклонили. Да, все было прекрасно, однако им пора домой. Отто надо еще кое-что сделать. Опять же в смысле продуктовых карточек, они ведь знают, что почем. Вопреки всем уговорам Хефке, что, мол, один-то разок можно, день рождения не каждое воскресенье отмечают и все вправду готово, сами посмотрите на кухне, – вопреки всем уговорам Квангели стояли на своем, мол, пора уходить.

И действительно ушли, хотя Хефке явно огорчились.

На улице Анна сказала:

– Ты видел, Ульрих обиделся, и жена его тоже…

– Ну и пусть обижаются! Все равно мы к ним больше не пойдем!

– Но на этот раз было очень мило, правда же, Отто!

– Да, конечно. Шнапс весьма этому поспособствовал…

– И Ульрих так хорошо пел, тебе ведь тоже понравилось?

– Да, очень. Смешной малый. Не сомневаюсь, он каждый вечер перед сном Богу молится.

– Оставь его, Отто! Набожным людям в наше время легче. Им есть к кому обратиться со своими заботами. И они верят, что все это смертоубийство имеет смысл.

– Благодарю! – неожиданно рассердился Квангель. – Смысл! Бессмыслица это все! Они верят в Царствие Небесное и не желают ничего менять на земле. Только сидят тишком да на коленках елозят. На небесах-то все опять будет хорошо. Господь ведь знает, почему такое творится. На Страшном суде и мы обо всем узнаем! Нет, благодарю покорно.

Квангель говорил быстро и очень сердито – сказывалось непривычное спиртное. Внезапно он остановился.

– Вот подходящий дом! – внезапно сказал он. – Зайду туда! Дай-ка мне открытку, Анна!

– О нет, Отто. Не надо! Мы же договорились ничего больше не делать. День плохой!

– Уже нет, сейчас уже нет. Давай открытку, Анна!

Помедлив, она отдала ему открытку.

– Только бы не пошло наперекосяк, Отто. Я так боюсь…

Но он пропустил ее слова мимо ушей, пошел к дому.

Она ждала. И на сей раз боялась недолго, Отто быстро вернулся.

– Так, – он взял ее под руку, – дело сделано. Видишь, как все просто? Не стоит обращать внимание на предчувствия.

– Слава богу! – сказала Анна.

Но они не прошли и нескольких шагов в сторону Ноллендорфплац, как к ним устремился какой-то человек. В руке у него была квангелевская открытка.

– Вы! Вы! – взволнованно выкрикивал он. – Вы только что оставили у меня на площадке эту открытку! Я видел! Да-да, точно видел! Полиция! Эй! Полиция!

Он кричал все громче. Сбегался народ, через улицу спешил полицейский.

Сомнений не было: игра внезапно обернулась против Квангелей. После двух с лишним лет успешной работы счастье вдруг изменило сменному мастеру. Одна неудача за другой. Тут бывший комиссар Эшерих оказался прав: нельзя все время рассчитывать на удачу, надо принимать в расчет и неудачу. Отто Квангель забыл об этом. Он никогда не думал о мелких, противных случайностях, которые жизнь постоянно держит наготове, которые невозможно предвидеть и с которыми все же надо считаться.

Перейти на страницу:

Похожие книги

12 великих комедий
12 великих комедий

В книге «12 великих комедий» представлены самые знаменитые и смешные произведения величайших классиков мировой драматургии. Эти пьесы до сих пор не сходят со сцен ведущих мировых театров, им посвящено множество подражаний и пародий, а строчки из них стали крылатыми. Комедии, включенные в состав книги, не ограничены какой-то одной темой. Они позволяют посмеяться над авантюрными похождениями и любовным безрассудством, чрезмерной скупостью и расточительством, нелепым умничаньем и закостенелым невежеством, над разнообразными беспутными и несуразными эпизодами человеческой жизни и, конечно, над самим собой…

Александр Васильевич Сухово-Кобылин , Александр Николаевич Островский , Жан-Батист Мольер , Коллектив авторов , Педро Кальдерон , Пьер-Огюстен Карон де Бомарше

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Античная литература / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги
Самозванец
Самозванец

В ранней юности Иосиф II был «самым невежливым, невоспитанным и необразованным принцем во всем цивилизованном мире». Сын набожной и доброй по натуре Марии-Терезии рос мальчиком болезненным, хмурым и раздражительным. И хотя мать и сын горячо любили друг друга, их разделяли частые ссоры и совершенно разные взгляды на жизнь.Первое, что сделал Иосиф после смерти Марии-Терезии, – отказался признать давние конституционные гарантии Венгрии. Он даже не стал короноваться в качестве венгерского короля, а попросту отобрал у мадьяр их реликвию – корону святого Стефана. А ведь Иосиф понимал, что он очень многим обязан венграм, которые защитили его мать от преследований со стороны Пруссии.Немецкий писатель Теодор Мундт попытался показать истинное лицо прусского императора, которому льстивые историки приписывали слишком много того, что просвещенному реформатору Иосифу II отнюдь не было свойственно.

Теодор Мундт

Зарубежная классическая проза