Один в поле

«Аборигены» устремились к строю, без всяких церемоний выхватывая то одного, то другого новичка. Кто-то пытался отказываться: все уже знали, что «красные» работают по расчистке джунглей, напичканных всякого рода оружием, минами, самодвижущимися боевыми машинами. С одной стороны — почти вольные люди: в джунглях их не охраняли, и паек пожирнее, и все такое. Только разлететься кровавыми ошметками, напоровшись на мину-ловушку, не до конца еще сгнившую за четверть века, или сгореть в струе пламени, выпущенной автоматическим огнеметом, не улыбалось никому. Но «отказника» без церемоний награждали хлесткой затрещиной или тычком в зубы и под хохот вооруженных охранников, следующих за «покупателями» по пятам, вытаскивали из строя. Церемониться здесь, похоже, не привыкли. Так что, когда неприятный сутулый тип ткнул костлявой кистью-лопатой в сторону Роя, он без слов отстранил стоящего перед ним уголовника и шагнул вперед.

— Повезло тебе, — прошипел вслед ему Клещ. — Но еще не вечер — повстречаемся, вражина. Спи с открытыми глазами…

* * *

— Спать будешь здесь, — буркнул старший, указывая на нижнюю полку трехъярусных нар. — Сейчас топай к каптеру, получи все, что причитается. Скажи, Горбатый прислал.

Он брезгливо оглядел Роя с ног до головы и добавил:

— И клифт свой поменяй — в глазах от тебя рябит. Скажи каптеру, чтобы стираный дал. Нечего особенно выделяться.

С этими словами он повернулся и вышел.

В бараке было пусто, только в дальнем углу скреб грубые доски пола тряпкой какой-то человечек — от горшка два вершка, кожа да кости. Как только Горбатый исчез, коротышка живо вскочил с колен и подбежал к Рою.

— Слышь, новенький! — подмигнул он. — Чего тебе каптеру клифт сдавать? Давай сейчас махнем!

— На что? — доходяга не вызывал у молодого человека никаких симпатий.

— Найдем на что!

Семеня кривыми ножками, коротышка убежал куда-то в глубь барака и через минуту возвратился, держа в руках кипу бледно-розовых тряпок.

— Во! Не хуже твоего! — развернул он перед Гаалом когда-то красный, но теперь вылинявший донельзя комбинезон.

— Чего же мне менять новье на старье? — Рой разглядел аккуратно заштопанные дырки на груди и боку комбинезона: ткань вокруг них была темнее и другого оттенка. — Он же с убитого снят!

— А я не за так, — оскалил желтые и редкие, через один, зубы карлик. — Пятерку в придачу. Ты не думай — деньжата тебе ой как пригодятся. Тут не на воле — задарма прыщ не вскочит.

— Да и на воле не вскочит…

Сторговались на десятке с мелочью.

— Куда новый-то комбез девал? — буркнул угрюмый мужик, за спиной которого виднелись полки, уставленные жестяными мисками, мятыми котелками, кипами грубых одеял и прочим барахлом.

— Да поменял там, — неопределенно махнул рукой Рой — каптер не располагал к откровенности. — С доплатой.

— Ну и дурак. — Угрюмый выложил на стойку одеяло, тощую как блин подушку, миску и прочее, что должно было пригодиться новому заключенному. — Эта роба с мертвеца снята. Она вообще ни на что не годна — только на тряпку. Ни один идиот, кроме такого зеленого, как ты, ее не наденет. Поверье такое есть — одёжа с покойника несчастье притягивает. Надул тебя Шнырь. Много доплатил-то?

— Десятку…

— Дважды дурень, значит. Я бы две дал, да сигарет еще… Он же, пролаза, ее ко мне и притащит, значит, десятку как минимум заработал. Пойми, парень, ты тут не в санатории — ухо держи востро, а то враз оттяпают. Кстати, деньги при себе держать собираешься? Зря. Лучше мне отдай. Под расписку. У меня как в государственном банке.

— Спасибо… — растерянно пробормотал Рой. — Я уж лучше при себе.

— Ну, как знаешь. Я предложил — ты отказался. Было бы сохраннее.

— Верю…

— Трижды дурак! — в сердцах хлопнул ладонью по стойке каптер. — Не верь, не бойся, не проси! Запомни эти правила и тверди про себя как молитву. Иначе месяца тут не протянешь.

Барак постепенно заполнялся возвращавшимися с работ заключенными. Кто-то орал на застрявшего в душе, кто-то грызся с соседом из-за куска мыла, кто-то уже бренчал ложкой по миске, наворачивая выданную на ужин размазню, на нарах напротив увлеченно резались в самодельные карты, кто-то, не видимый за нарами, орал дурниной…

После отбоя Рой долго ворочался, не в силах уснуть, — по сравнению со здешней «кроватью» полка в вагоне-тюрьме казалась королевским ложем. Да и сопящее, храпящее, бормочущее и кричащее во сне соседство, вонь нестираной одежды, пота и человеческих испражнений, не говоря уже о таких радостях, как укусы насекомых, сну никак не способствовали. Забыться тяжелой, полной кошмаров одурью удалось лишь далеко за полночь.

И, разумеется, он не почувствовал, когда некая бесплотная тень бесшумно, почти не касаясь одежды, извлекла из кармана, казалось, надежно припрятанные деньги.

Жизнь в лагере начиналась…

* * *

На расчистку джунглей выступили затемно. Заспанные охранники долго возились, отодвигая секцию ограды, а потом, когда импровизированные ворота миновала последняя тройка, вернули на место.

— Зачем такие предосторожности? — спросил Рой.

— Много будешь знать — скоро состаришься, — буркнул Горбатый.