Читаем Один за другим полностью

Один за другим

– Да-да… – Рик ерошит короткие волосы, с досадой качает головой. – Просто меня взбесило ее поведение. Делает вид, будто понимает Лиз лучше других. Какого черта! Я знаком с Лиз не меньше, чем Ева. Мы отлично ладили, пока гром не грянул.

– Да что стряслось-то? – спрашивает Миранда. – Я тогда еще не работала, не в курсе.

– А ты представь, что в то время мы совсем не имели капитала. Первые полгода трудились, считай, бесплатно. Никому из нас не платили. Эллиот не парился, он, по-моему, вообще деньги не тратил бы, если бы Тофер не заставлял. Эллиот еще со школы такой. Зато остальные переживали. Ева проматывала свои модельные сбережения как ненормальная. Тофер окончательно достал родителей, те лишили его содержания, и он кантовался у старых школьных друзей. Я днем работал в крупной аудиторской компании, а ночью в «Снупе» – и выгребал остатки кредитного лимита в банке. А Лиз была просто секретарем, откликнувшимся на онлайн-объявление, и с радостью пахала за мизерную зарплату. Одевалась не лучше, чем сейчас, как мормонская жена, но работала хорошо и не устраивала истерик по поводу паршивого съемного офиса без кондиционера, да еще и в Саут-Норвуде.

– Я не об этом спрашиваю. Как получилось, что от нее зависит…

– Я к тому и веду. За две недели до запуска у нас закончились деньги. Совсем. Мы оказались на мели – на полной мели – и без единой перспективы. Кредитки, овердрафты, друзья, родственники – все было выжато досуха; тем не менее, чтобы остаться на плаву, требовалось еще десять тысяч. Тофер даже «Феррари» продал, но денег не хватило. Четыре дня мы просто катились к разорению: тонули в счетах и подписанных контрактах, получали отовсюду досудебные претензии и уведомления от приставов. Как вдруг, нежданно-негаданно, крошка Лиз заявляет, что у нее недавно умерла бабушка и оставила в наследство десять тысяч фунтов. Лиз вложит их в «Снуп». Только ей нужны гарантии. Не процент, нет. Акции. Причем не просто акции, а акции с правом голоса. Мы поручили переговоры юристам, конечный результат был такой: тридцать процентов – Тоферу, тридцать – Еве, девятнадцать – Эллиоту, девятнадцать – мне, и два процента – Лиз.

– Два процента? – переспрашивает Миранда. – В компании без капитала и с сомнительной платежеспособностью? Слабые гарантии за десять тысяч.

– Возможно, кто-то с тобой согласился бы, – сухо произносит Рик. – А Лиз выиграла. Если поглощение состоится, ее десять тысяч превратятся в двенадцать миллионов.

От потрясения я роняю полено. Оно опрокидывает небольшую керамическую банку с растопкой. Банка разбивается с громким звоном, я перестаю дышать, готовая рассыпаться в извинениях, а Рик с Мирандой не обращают внимания и продолжают разговор. Я возвращаюсь к своему занятию и теперь орудую поленьями аккуратней.

– Ничего себе! – произносит Миранда и смеется.

Смеется удивленно, будто слышит эту цифру впервые.

– Я, конечно, знала, что условия поглощения выгодные, но… – Миранда что-то высчитывает в уме. – Если Лиз получит двенадцать, то твоя доля составит…

– Ты ведь дружишь с математикой, – отвечает Рик с кривой усмешкой. – В том-то и дело: если поглощение состоится. Инвесторы нервничают все сильней, вряд ли они поддержат сбор нового финансирования. Если Тофер продолжит в том же духе и все испортит…

– Ну да. Ясно, – с горечью кивает Миранда. – Вернемся туда, откуда начали. Суд, банкротство… Ну, Лиз ведь не дура, правильно? Эллиот проголосует за Тофера, все это знают. Если Лиз пораскинет мозгами и проголосует за тебя и Еву, тогда – дзынь! – Миранда потирает в пальцах невидимые деньги.

– Да… Жаль только, что Ева – редкая стерва, – бормочет Рик. – За такую проголосовать нелегко, даже если это правильно.

Я стараюсь не подслушивать, но они разговаривают громче музыки. К тому времени, как керамические осколки собраны, я уже знаю больше, чем хотелось бы, о жутком отношении Евы к подчиненным, о нестабильности Тофера и шатком финансовом положении «Снупа». Я вздыхаю с облегчением, когда Рик с Мирандой переходят на другие темы: завтрашние планы покататься на лыжах, паршивый вай-фай, жена Рика, которая почему-то его огорчает. Вскоре музыку делают громче, и беседа становится неразборчивой.

Закончив возню у печи, я наконец встаю. Уставшая поясница ноет. До меня долетают слова Миранды:

– Наверное, ты прав. В этом случае придется ее заставить, верно?

Фраза продолжает звучать у меня в ушах, пока я тихонько закрываю за собой дверь и подхожу к окну в вестибюле. Снег все падает.

Придется ее заставить.

Кого они имели в виду? Лиз? Еву? Или кого-то совсем другого – жену Рика, например?

На первый взгляд слова как слова. Их произносят часто. Почему же меня так зацепила холодная решимость в голосе Миранды?