Один за другим

Ева действует более последовательно. Она знает, что эти деньги приводят меня в ужас. Для человека, который рос в бедности и прятал от игрока-отца последние пенни, двенадцать миллионов – невообразимая сумма. Умопомрачительная. Судьбоносная.

Ева не сомневается – убедят меня не деньги, а кое-что другое. Личное, наше с ней – напоминание о совместном прошлом. Ведь я была ее помощницей – в те времена, когда «Снуп» не мог себе позволить двух ассистентов. Перед Евой я в таком же долгу, как и перед Тофером. Даже в большем.

На самом деле ей известно то, что понимают Рик с Карлом и признают все, кроме Тофера с Эллиотом: нет у меня никакого выбора.

У данной проблемы существует лишь одно разумное решение. На первой чаше весов лежит моя преданность Тоферу, а на второй – не только двенадцать миллионов фунтов, но и нечто совсем иное. Перспектива новой жизни. По большому счету, на кон поставлена моя свобода. Свобода от работы, от тревог, от вечной осмотрительности. Свобода от многого.

– Верно, Ева, – говорю я очень тихо. – Я все знаю. Просто… просто мне тяжело.

– Конечно. – Она вновь сжимает мою руку холодными пальцами, настойчиво и многозначительно. – Конечно, тяжело. Я тоже преданна Тофу. Разумеется, преданна. Все же я могу на тебя рассчитывать, да?

– Да, – отвечаю я и едва слышу собственный голос. – Да, можешь.

– Хорошо. – Ева расцветает красивой улыбкой. Фирменной улыбкой, которая раньше сияла с тысяч билбордов и подиумов по всей Европе. – Спасибо, Лиз, я понимаю, что это значит. Ты тоже можешь на меня рассчитывать. Будем друг другу помогать, правда?

Я киваю, Ева небрежно меня обнимает и уходит.

Открываю окно, чтобы выветрить ее запах. Высовываюсь наружу и даю волю чувствам. Мучительная тревога, запертая в груди, тут же разрастается до необъятных размеров, накрывает меня с головой. Я представляю собрание, как мы голосуем, я поднимаю руку за поглощение, мысленно вижу лицо Тофера, осознающего мое предательство… Затем представляю последствия, если я не подниму руку, и мне становится совсем противно.

Потому что Ева права. Выбора действительно нет. Я знаю, как должна поступить. Нужно лишь проявить мужество.

Стоит принять решение, как на меня снисходит удивительный покой.

Все будет хорошо. Хорошо.

Я закрываю окно. Возвращаюсь в постель и выключаю «Снуп». Затихаю. Слушаю шепот снега. Он падает на балкон, выстилает землю, стирает все.

Эрин

Снуп ID: LITTLEMY

Слушает: снупит за ITSSIOUXSIE

Снупобъекты: 5

Снупписчики: 7

Срабатывает будильник, и я с усилием выбираюсь из глубокого кошмарного сна.

В нем я рою, рою, рою слежавшийся снег, руки немеют от холода, мышцы дрожат, горячая кровь стекает по шее. Я знаю, что найду, – одновременно и жажду этого, и очень боюсь. Просыпаюсь, не успев достичь цели.

Какое облегчение открыть глаза и оказаться в своей маленькой комнате, услышать визжащий будильник… Отключаю его на ощупь. Часы показывают 6:01. Я лежу, сонно моргаю, пытаюсь стряхнуть неприятные ощущения после кошмара.

Выходные не отменяют раннего подъема. Мы с Дэнни чередуемся: один встает в шесть часов, включает кофеварку, начинает готовить завтрак и убирать после вчерашнего, а другой, условно говоря, валяется в постели. Сегодня – моя утренняя смена, и я борюсь с зевотой, сползая с кровати и натягивая одежду. У некоторых на высоте развивается бессонница. Не мой случай. У меня наоборот.

Проходя мимо номера Тофера, я замедляю шаги, прислушиваюсь. Вернулся ли он? Я оставила входные двери незапертыми, а когда ночью спустилась проверить, то увидела в фойе чьи-то следы.

Я стою не дыша, вся обращаюсь в слух, как вдруг тишину разрывает мощный храп. Вздрагиваю от неожиданности, потом хихикаю. Кто-то в номере точно есть, даже если это и не Тофер.

Внизу тихо, за стеклянной дверцей печки светятся тлеющие угли. Я открываю душник, подкладываю в золу поленья и принимаюсь за уборку.

Снуперы ничуть не хуже других отдыхающих, но сегодня мне почему-то особенно досадно выливать бренди тридцатилетней выдержки в раковину и отскребать камамбер с ковра в столовой. Мало того, внутри шале кто-то курил, несмотря на запрет, – из блюда с любовно приготовленными птифурами торчит окурок. Он-то, наверное, и выводит меня из себя. Я помню, как Дэнни готовил эти миниатюрные миндальные флорентини: смешивал ингредиенты, выпекал печенья, бережно окунал в тщательно темперированный шоколад, выкладывал на тарелку… Обращался с ними, как с крошечными произведениями искусства, и совершенно справедливо. А кто-то использовал их как пепельницу.