Один за всех

Есть болезнь такая — еслибизм. И болеют ею неуверенные в себе люди и романтики всякие. «Если бы губы Никанора Ивановича да приставить к носу Ивана Кузьмича…». Ну или так. Если бы я в тот момент… Одним словом — еслибизм. Брехт, как настоящий романтик, тоже болел в детстве и юности этой болезнью. Ох, давненько было. Третью жизнь живёт. Сейчас тоже, если что сделал не так — сожалеет, не полный же идиот и отморозок, но оставляет всегда это на потом, перед сном минуту мечтам придаться. А в момент, когда нужно решение принимать, вполне уже от болезни этой излечился. Нарушил Ванька ведь распрекрасный план сражения, некогда думать, что было бы. В данный момент есть задача гораздо важней. Двумя лавами огромными на их позицию неслось до десяти тысяч всадников. И впереди кирасиры. Штандарты развеваются. Десятки. Это, надо понимать, полковые знамёна. Если, пока они летят, математикой заняться, то можно так посчитать. В кавалерийском полку у французов человек двести — триста. А тут точно десять тысяч всадников набрали. Выходит, что минимум тридцать полков. Ужас ужасный. Сколько добра потом приходовать интендантам. Музей опять пополнить со штандартами. Больше сотни знамён с Аустерлица привезли. И не стали бросать к мавзолею. Нет ещё мавзолея. Живее всех живых король Пётр. Сделали в районе Резиденции крытую стеклянную галерею и там их во флагштоки, установленные почти под девяносто градусов, разместили. Есть чем жителям Миниха гордиться. Вон, как они лягушатникам наваляли!

Лавы не сходились, они так и двигались параллельными потоками и даже чуть расходиться начали. Умные французские генералы решили с флангов ворваться на батареи. Молодцы. Настолько товарищи предсказуемые, что себя просто гением начинаешь считать. А не, не гением, а гениальным стратегом. Мольтке отдыхает и с Клаузевицем рядом. Шнапс пьют.

Брехт, когда план этого генерального сражения разрабатывал, то так и представлял себе атаку французской кавалерии, не знал, что её так много будет, но что в клещи будут брать, догадался, а потому, с той стороны, где река, за триста метров перед позициями артиллерии густо насыпали припасённый ещё в Мюнхене чеснок. И там егерей со Слонобоями не поставили. На этом фланге времени на стрельбу и всякие другие экзерсисы больше. Все сто пятьдесят стрелков с дальнобойными винтовками расположились на левом фланге. При этом действовали уже отработанным способом всего пятьдесят стрелков, а остальные сто заряжают и передают ружья. Да, при этом залп получается в три раза жиже. Всего пятьдесят огромных пуль Петерса диаметром двадцать семь миллиметров вылетает одновременно. Зато этот залп получается не один раз в полторы — две минуты, а каждые двадцать — двадцать пять секунд. И человеку вставать и ложиться каждый раз не надо. И прицел, так сказать, не сбивается. Видит егерь, куда следующую пулю пущать.

Французам не повезло. Солнечный тёплый денёк, они выбрали для генерального сражения. Порох не намокал на полке замка и в подсумках. А вот три дня до этого шли весенние дожди. И крестьянские поля, на которых и происходило сражение, размокли. Не прямо грязь непролазная. Вполне пролазная, но почва мягкая и конь сильно не разгонится. Чуть не шагом движется конница.

Огонь открыли с километра примерно. Пуля туда уже долетает. Прицелиться ещё нельзя, человечек с муравья, но пока никуда и не надо целиться. Лава целая прёт. На правом фланге явно больше французских кирасиров, прямо глаза слепят отражающиеся солнечные лучики от их начищенных кирас и шлемов с плюмажами. Пётр Христианович бросил командовать. Дальше есть кому. Взялся опять за подзорную трубу. И не на конницу взор орлиный устремил, и даже не левый, менее защищённый, фланг. Устремил его на побитую французскую пехоту. Их ведь тысяч пятнадцать было. Просто устрашающе смотрелись их ровные колонны с промежутками для артиллерии. Всех убить не могло. Сколько-то должно выжить. И офицеров с генералами тоже. Чем мусье занимаются? Надо же! Уважуха. Французская пехота восставала из пепла. Они строились в колонны снова. И короче в разы, и колонн меньше, но строились. По внешнему виду примерно треть от первоначальной численности. Выходит, сейчас на них железным шагом двинется в штыковой бой знаменитая французская пехота. Пять тысяч штыков. Сила. А с артиллерией что? А вот там похуже. Взрыв, случившийся, несколько батарей просто раскидал, а в остальных расчётах, судя по возне вокруг пушек, большая убыль. Тоже суетятся, но это уже ничем помочь им не сможет. Их пушки до позиции баварцев просто не добьют, а наступать пока Брехт и не собирался. А когда соберётся, то его дальнобойные пушки опять сначала шрапнелью пройдутся по позициям французской артиллерии. И будут бить, пока полностью не уничтожат прислугу. Нечего пока там высматривать. Пора кавалерией на левом фланге заняться. Пока Брехт рассматривал пехоту и артиллерию неприятеля, конница преодолела, увязая в мягкой пашне, едва половину километра, а егеря из Слонобоев успели произвести шесть или семь залпов.