Одиннадцать бестолковых

А у самого своего дома Костя уже окончательно забыл об интернатовских волнениях и неприятностях. Он завернул за угол и вошел во двор — еще мокрый и грязный от недавнего дождя, с холодными, блестевшими пятнами луж. И недалеко от парадного, как и всегда после непогоды, разлилась большущая лужа. Широкая и длинная, она морщилась под налетавшими порывами ветра. Костя не стал обходить лужу стороной, не стал и перебираться по накиданным обломкам кирпичей. Разбежался — и одним махом перелетел через лужу. Это был великолепный трехметровый прыжок! Костя точно опустился на сухое место. Его начищенные ботинки по-прежнему блестели.

Он скрылся в дверях подъезда, легко взбежал на четвертый этаж и позвонил. Три раза нажал кнопку звонка. Три раза — это им, Чуриковым. А если по ошибке нажать два раза, тогда откроет кто-нибудь из Молчановых: или старенькая бабушка с высохшим, печальным лицом, или Виктория Львовна — мать Гарика, или даже сам Гарик.

Костя позвонил точно три раза, и все же дверь открыл Гарик. Объяснялось это просто: Гарик стоял в двух шагах от входной двери и разговаривал по телефону. Увидев Костю, он небрежно приподнял в приветствии руку и сказал в трубку:

— Я позвоню через двадцать минут. А ты думай, Кеша, думай! Еще древние греки утверждали, что голова для того дана человеку…

Для чего именно, по мнению древних греков, дана человеку голова, Костя так и не расслышал, потому что в этот момент к нему с радостными воплями подбежали Вовка, Галка и Аленка.

Сестрички и братишка вцепились в Костю и ни за что не хотели отпускать от себя. Ему пришлось выслушать кучу школьных и детсадовских новостей, потом он должен был обязательно махать Вовкиной деревянной саблей и прикрываться его картонным щитом, разрисованным разноцветными карандашами. Потом Галка заставила брата пересмотреть ее тетрадки и посчитать все до одной четверки и пятерочки. А пятилетняя Аленка без конца показывала кошку, которую она сама вылепила из пластилина. Когда Костя неосторожно сказал, что кошка похожа на кровать с подушками, Аленка чуть, не заплакала от обиды и стала требовать, чтобы он слепил, настоящую кошку — красивую, с хвостом и усами. Тут Костя не выдержал и сбежал от них на кухню.

Там сидел Гарик. Сидел довольно странным образом. Развалясь в плетеном соломенном кресле и положа ноги на стол, он надувал толстые щеки и с силой выплевывал виноградные косточки — старался попасть в помойное ведро, стоявшее в углу.

— Здорово, старик! — небрежно сказал Гарик и отщипнул от кисти винограда ягоду. — Как там интернатовская житуха?

Костя и Гарик уже не один год жили в общей коммунальной квартире, но друзьями так и не стали. Скорее даже немного враждовали между собой. На это были свои причины. И главное не в том, что Гарик был года на два старше, нет, просто Гарик вечно что-то строил из себя, важничал, задирал нос и пытался командовать. А Костя терпеть этого не мог. Вот и сейчас он хмуро взглянул на Гарика и не стал рассказывать об «интернатовской житухе». А вместо этого спросил:

— Чего развалился, как буржуй?

— Элементарно, — сказал Гарик и с шумом плюнул косточками в угол. — Видал? — оживился он. — Точное попадание! А сижу элементарно, — повторил он. — Удобно и полезно для здоровья. Вся Америка так сидит. Еще древние греки утверждали, что это улучшает кровообращение.

— Откуда ты знаешь? — недоверчиво спросил Костя.

— Не помню, старик. Читал где-то… Так как, говоришь, житуха-то в интернате? Невеселая? Воспитывают, конечно, внушают, разъясняют, на всяких там собраниях и линейках пропесочивают? А?

Как раз подходящий момент пожаловаться на свою судьбу. Уж Гарик-то понял бы его! А Костя помолчал, похмурился и уклончиво ответил:

— Все бывает.

— Брось, старик, скромничать! Представляю, как зажали вас там. Тюрьма! Мои предки по случаю субботы уборку затеяли — и то приходится терпеть неудобства. Видишь, на кухне торчу. А вас, наверно, и убирать самих заставляют.

— А ты думал, на каждого по няньке! — невесело усмехнулся Костя.

— Да, старик, — снова выплюнув косточки, посочувствовал Гарик. — Житуха твоя невеселая. И встаете, наверно, по звоночку?

— В горн трубят.

— Чудовищно! И когда же поднимают?

— В семь ноль-ноль.

— Идиотизм! В век космоса, атома и кибернетики такое насилие над личностью. Чудовищно!

В передней зазвонил телефон, и Гарик поспешил туда.

— Придумал, говоришь? — донесся его довольный голос. — А ну, выкладывай…

Костя посмотрел на оставленную кисть винограда и подумал: «Сам жрет, а угостить не догадается!»