Одиннадцать видов одиночества

Чуть погодя, когда машина вырулила на набережную Круазет, навстречу золотистой синеве моря и бодрящему дуновению бриза, Карсон, полулежа на мягком сиденье, начал приходить в себя. И как тут было не взбодриться при виде этих девчонок! Куда ни глянь, они мелькали в неимоверных количествах; и кроме того, приятно было вновь оказаться в компании старины Кена. Только сейчас Карсон с облегчением понял, что, останься он в Париже, все было бы только хуже. Что ни говори, он очень вовремя оттуда уехал.

Кен не умолкал ни на секунду. Пока Карсон принимал душ, он расхаживал перед дверью ванной, побрякивал монетами в кармане и разглагольствовал во все горло, перемежая слова смехом, как человек, на протяжении многих недель не слышавший собственного голоса. Дело в том, что Кену никогда не удавалось по-настоящему наслаждаться радостями жизни, если рядом с ним не было Карсона. Каждый из них считал второго своим лучшим другом, однако их дружба не была равноправной, и оба это знали. Во время учебы в Йеле Кен, скорее всего, оказался бы в положении никому не интересного одиночки, если бы не приобретенный им статус глуповатого, но верного спутника Карсона; и в Европе этот расклад оставался неизменным. За последние годы Карсон не раз задавался вопросом: что именно в Кене так отвращало людей? Может, его полнота и неуклюжесть, а также слишком явное и назойливое стремление понравиться окружающим? Но эти свойства сами по себе не были отталкивающими. Наиболее вероятным из объяснений Карсон считал следующее: когда Кен улыбался, поднимая верхнюю губу, под ней обнаруживалась маленькая, влажно подрагивающая складка — подобие второй губы на самой десне. Для многих людей такой дефект ротовой полости не создал бы проблем в общении — Карсон был в этом убежден, — однако в случае с Кеном Платтом именно это прежде всего запоминалось людям, хотя они могли назвать и более существенные причины для своей неприязни. Во всяком случае, сам Карсон в моменты раздражения каждый раз обращал внимание именно на эту деталь. Вот и сейчас, например, когда он выполнял привычные действия — вытирался после душа, расчесывал волосы, надевал чистую одежду, — широкая улыбка с двойной верхней губой надоедливо маячила перед глазами. Она была повсюду, перекрывая ему доступ к вешалке с полотенцами, нависая над его раскрытым чемоданом с кое-как уложенными вещами, возникая в зеркале, перед которым он повязывал галстук, и в конце концов Карсону пришлось крепко стиснуть челюсти, чтобы не разразиться воплем: «Хватит, Кен, закрой свою пасть!»

Но спустя еще несколько минут, когда оба расположились в успокоительной тенистой тишине бара на первом этаже отеля, все быстро пошло на лад. Бармен чистил лимон, аккуратными полосками снимая яркую кожуру, зажатую между его большим пальцем и лезвием ножа; и тонкий цитрусовый аромат, в сочетании с запахом джина над кубиками льда в бокале, способствовал возвращению их отношений в привычное русло. Два холодных мартини утопили остатки раздражения Карсона, а когда они покинули бар и зашагали по улице с намерением где-нибудь плотно закусить, он уже в полной мере испытывал прежние дружеские чувства к Кену, в свою очередь сиявшему от радости и восхищения. Правда, сейчас к этому примешивалась и печаль, ибо Кен вскоре должен был отправиться обратно в Штаты. Его отец в Денвере, еженедельно присылавший сыну саркастические письма на деловых бланках, давно уготовил ему место младшего компаньона в своей фирме, а поскольку Кен уже прослушал курс лекций в Сорбонне (что и было предлогом для поездки во Францию), у него больше не оставалось причин затягивать с отъездом. В этом плане — как и во всем другом — Карсон был счастливее Кена, располагая солидным состоянием и не имея никаких семейных связей; так что он мог сколько угодно путешествовать по Европе в свое удовольствие.

— Ты все еще белый, как простыня, — сказал он Кену за ресторанным столиком. — Так и не выбрался на пляж позагорать?

— Нет, почему же, — быстро ответил Кен, поднимая взгляд от своей тарелки. — Я был на пляже несколько раз. В последние дни не везло с погодой, только и всего.

Карсон угадал действительную причину: Кен стеснялся своего жирного тела. Но развивать эту тему он не стал.

— Кстати, — сказал он, — я привез все причиндалы Би-Би-Эм для твоего друга-пианиста.

— Это здорово! — воскликнул Кен с явным облегчением. — Я отведу тебя к нему, как только покончим с обедом, о’кей?

И, как бы спеша приблизить этот момент, он подцепил вилкой и запихнул в рот огромную порцию салата, а вслед за ней отправил почти весь кусок хлеба, остатком которого стал собирать с тарелки смесь масла и уксуса.

— Сид тебе понравится, — пробубнил он с набитым ртом. — Классный парень. Я от него просто в восторге.

С трудом проглотив пережеванное, он торопливо продолжил: